— А теперь подними плиту, — обратился архитектор к гражданину Гракху, державшему в руках, помимо фонаря, и лом.
Гражданин Гракх принялся за работу, и через минуту плита была поднята.
Показалось зияющее отверстие подземного хода с исчезающей в глубине лестницей. Из подземелья вырвался затхлый воздух, плотный, как пар.
«Еще одна безуспешная попытка! — прошептал гражданин Теодор. — О! Значит, само Небо не хочет ее спасения. Значит, ее дело проклято!»
На мгновение трое мужчин застыли у зева подземного хода. Тем временем тюремщик опустил в отверстие фонарь, но свет его не мог достичь дна подземелья.
С высоты своего величия торжествующий архитектор победно смотрел на спутников.
— Ну вот, — сказал он через мгновение.
— Да, клянусь честью, это несомненно подземный ход, — произнес Сантер. — Остается только выяснить, куда он ведет.
— Да, — сказал Ришар, — остается выяснить только это.
— Так спустись, гражданин Ришар, и ты сам увидишь, правду ли я говорил, — поторопил архитектор.
— Можно сделать кое-что получше, чем лезть туда, — не согласился смотритель. — Мы с тобой и генералом вернемся в Консьержери. Там ты поднимешь плиту у камина, и мы посмотрим.
— Очень хорошо! — одобрил Сантер. — Пойдемте!
— Но будь осторожен, — предупредил архитектор. — Если плита останется открытой, она может кому-то здесь внушить кое-какие мысли.
— Какой черт, по-твоему, придет сюда в такой час? — удивился Сантер.
— К тому же, — заметил Ришар, — зал пуст, и если мы оставим здесь Гракха, этого будет достаточно. Оставайся здесь, гражданин Гракх, а мы придем к тебе с другой стороны по подземному ходу.
— Ладно, — согласился Гракх.
— Ты вооружен? — спросил Сантер.
— У меня сабля и этот лом, гражданин генерал.
— Чудесно! Гляди в оба. Через десять минут мы вернемся.
И они втроем, заперев входную решетку, ушли по галерее Галантерейщиков, чтобы отыскать тайный вход в Консьержери.
Тюремщик смотрел им вслед до тех пор, пока мог видеть, и слушал их до тех пор, пока мог слышать. Затем, оставшись в одиночестве, он поставил фонарь на пол, свесил ноги в зев подземелья и предался мечтам.
Тюремщики тоже иногда мечтают, только обычно никто не дает себе труда дознаться, о чем именно.
Вдруг, в самый разгар мечтаний, он почувствовал, как чья-то рука тяжело опустилась ему на плечо.
Он обернулся, увидел незнакомое лицо и хотел закричать; но тут же в лоб ему уперся холодный ствол пистолета.
И голос его застрял в горле, руки безвольно упали, а в глазах появилась отчаянная мольба.
— Ни слова, — предупредил незнакомец, — или ты мертвец.
— Что вам угодно, сударь? — запинаясь, пробормотал тюремщик.
Как видим, даже в 93-м году были моменты, когда не называли друг друга на «ты» и забывали о слове «гражданин».
— Я хочу, — ответил гражданин Теодор, — чтобы ты пропустил меня в подземный ход.
— Зачем?
— Тебе-то что за дело до этого?
Тюремщик в глубочайшем удивлении уставился на человека, предъявляющего подобное требование.
Однако его собеседник заметил в глубине этого взгляда проблеск понятливости.
Он опустил пистолет.
— Ты отказался бы получить состояние?
— Не знаю. Мне никто никогда не делал предложений на этот счет.
— Значит, я буду первым.
— Вы предлагаете мне заработать состояние?
— Да.
— Что вы подразумеваете под словом «состояние»?
— Пятьдесят тысяч ливров золотом, к примеру. Деньги теперь стали редкостью, и пятьдесят тысяч ливров стоят сегодня миллион. Итак, я предлагаю тебе пятьдесят тысяч ливров.
— За то, что я пропущу вас туда?
— Да, но при одном условии: ты пойдешь туда со мной и поможешь мне в том, что я хочу там сделать.
— А что вы сделаете? Через пять минут этот подземный ход заполнят солдаты и арестуют вас.
Гражданин Теодор был поражен серьезностью этих слов.
— Ты можешь помешать солдатам спуститься туда?
— У меня нет для этого никакого средства: я его не знаю, я его ищу и не могу найти.
Видно было, что тюремщик напрягает всю проницательность своего ума, чтобы все-таки найти это средство, которое должно было принести ему пятьдесят тысяч ливров.
— А завтра, — спросил гражданин Теодор, — мы сможем туда войти?
— Да, конечно; только к завтрашнему дню во всю ширину подземного хода поставят железную решетку; для большей безопасности решено, что она будет цельной, прочной и без двери.
— Значит, нужно придумать что-то другое, — сказал гражданин Теодор.
— Да, нужно придумать что-то другое, — согласился тюремщик. — Подумаем.
Как видно из множественного числа, употребленного гражданином Гракхом, союз между ним и гражданином Теодором уже состоялся.
— Ладно, это моя забота, — сказал Теодор. — Что ты делаешь в Консьержери?
— Я тюремщик.
— То есть?
— Я открываю двери и закрываю их.
— Ты ночуешь здесь?
— Да, сударь.
— И ешь ты здесь?
— Не всегда. У меня есть свободные часы.
— И тогда?
— Я их использую.
— Для чего?
— Для того, чтобы ухаживать за хозяйкой кабачка «Колодец Ноя»; она обещала выйти за меня замуж, когда у меня будет тысяча двести франков.
— Где этот кабачок?
— Недалеко от улицы Старой Сукнодельни.
— Очень хорошо.
— Тише, сударь!
Патриот прислушался.
— А-а! — произнес он.
— Вы слышите?
— Да… шаги, шаги.
— Они возвращаются. Вы сами видите, что у нас не было бы времени.
Это «нас» становилось все более и более убедительным.
— Согласен. Ты отличный малый, гражданин, и мне кажется, ты избран судьбой.
— Для чего?
— Для того, чтобы однажды разбогатеть.
— Да услышит вас Бог!
— Значит, ты веришь в Бога?
— Иногда, по временам. Например, сегодня…
— Что сегодня?
— Я бы охотно в него поверил.
— Так поверь, — улыбнулся Теодор и положил в руку тюремщика десять луидоров.
— Черт возьми! — произнес тот, глядя на освещенное фонарем золото. — Так это серьезно?
— Серьезнее быть не может.
— Что нужно делать?
— Завтра будь в кабачке «Колодец Ноя», и я скажу, что мне от тебя нужно. Как тебя зовут?
— Гракх.
— Что ж, гражданин Гракх, до завтра сделай так, чтобы смотритель Ришар выгнал тебя.
— Выгнал? А мое место?
— А ты хочешь оставаться тюремщиком, имея пятьдесят тысяч франков?
— Нет. Но, будучи тюремщиком и бедным, я уверен, что меня не гильотинируют.
