Побледнев, Лилиан спросила Ханта:
— Вы ему не поможете? Тот слабо улыбнулся:
— Нет. Уэстклиф не простит, если я вмешаюсь. Первая драка в таверне за всю жизнь!
Он дружески подмигнул Лилиан, но она чуть было не упала — ноги отказывались ей служить. Хант усадил девушку на стул. А в это время со второго этажа доносился грохот, тяжелый глухой стук, от которого сотрясался весь дом. Ломалась мебель, звенела разбитая посуда.
— Послушайте, — сказал Хант, не обращая внимания на шум, — дайте-ка взглянуть на ваш наручник. Может, я сумею его снять?
— Не получится, — устало сказала Лилиан. — Ключ в кармане у Сент-Винсента, а шпилек у меня больше не осталось.
Хант взял ее окольцованное запястье и задумчиво осмотрел наручник.
— Какая удача! — воскликнул он, почему-то очень довольный. — Это же «Хигби-Дамфриз, номер тридцать»!
Лилиан посмотрела на него иронически.
— Вы, кажется, знаток и ценитель наручников? Он скривился.
— Нет, но у меня есть друзья, служители закона. Такие наручники когда-то входили в стандартное снаряжение полицейских, потом обнаружили, что в их конструкции допущен дефект. Теперь такие можно найти в любом лондонском ломбарде.
— Какой дефект?
Вместо ответа Хант повернул наручник на запястье Лилиан, но в это время сверху раздался оглушительный треск ломаемой мебели. Хант прислушался, потом ободряюще взглянул на встревоженную Лилиан.
— Я пойду посмотрю… Но сначала…
Он вытащил из кармана носовой платок и просунул его между запястьем и стальным обручем.
— Вот так, теперь вам не будет больно.
— Больно? Почему?
— Сидите смирно.
Он схватил руку Лилиан, поднял ее вверх и с силой ударил наручником по столешнице. Лилиан вскрикнула, но в этот момент запорный механизм щелкнул, и наручник раскрылся. Изумленная Лилиан улыбнулась Ханту, потирая запястье:
— Спасибо…
Опять ужасный треск. Теперь прямо у них над головой. От восторженных воплей зрителей дрожали стены, и всех перекрикивал хозяин гостиницы. Бедняга страшно перепугался, что драчуны разнесут в щепки весь дом.
— Мистер Хант, — воскликнула Лилиан. — Умоляю, не могли бы вы помочь лорду Уэстклифу?
Хант насмешливо поднял домиком брови.
— Вы боитесь, что ему достанется от Сент-Винсента?
— Вопрос не в том, что я сомневаюсь в умении лорда Уэстклифа драться, — перебила Лилиан. — По правде говоря, я совершенно уверена, что он делает это превосходно, просто мне не хочется выступать свидетелем по делу об убийстве.
— Пожалуй, вы правы, — кивнул Хант, вставая. Он убрал носовой платок в карман и пошел на второй этаж, проворчав:
— Целый день я пытаюсь помешать ему кого-нибудь убить.
Остаток вечера помнился Лилиан весьма смутно. Она стояла рядом с Маркусом. Он прижимал ее к себе, не давая упасть. Граф был растрепан, в кровоподтеках, но выглядел счастливым здоровым самцом после битвы с соперником. Он отдавал приказы, и все были рады ему услужить. Было решено заночевать на постоялом дворе. Хант отправится в Стоуни-Кросс-Парк с первыми лучами солнца. Тем временем Хант погрузил Сент-Винсента (или то, что от него осталось) в карету и велел кучеру доставить его в Лондон. Решили, что виконта не станут преследовать по суду за его черные дела. Мог разгореться жуткий скандал.
Когда все было готово, Маркус отвел Лилиан в самую большую комнату для особо важных гостей, где уже были готовы горячая ванна и ужин. Обстановка была небогатая, но все блестело чистотой, огромная кровать была застелена наглаженным льняным бельем и мягкими одеялами. Возле камина поставили старый медный таз, вокруг хлопотали две горничные с кипящими чайниками. Пока вода остывала, Маркус уговорил Лилиан поесть супу. Суп был вкусный, хотя никто не мог понять, из чего его сварили.
— Что это за бурые хлопья? — подозрительно спросила Лилиан, неохотно открывая рот. Маркус кормил ее с ложечки.
— Не важно. Глотай.
— Баранина? Говядина? У этого существа были рога? Копыта? Перья? Чешуя? Не могу есть блюдо, если не знаю…
— Ешь, — приказал он, проталкивая еще одну ложку супа ей в рот.
— Тиран.
— Знаю. Попей воды.
Подчиняясь его ласковым приказам, Лилиан доела ужин и почувствовала, что силы возвращаются к ней. Маркус усадил ее на колени и потребовал:
— Ну а теперь расскажи все с самого начала.
Ее не пришлось долго уговаривать. Она принялась рассказывать, даже болтать как сорока. Про встречу с графиней в саду бабочек, про то, что случилось дальше. Но она все-таки нервничала, потому что Маркус время от времени перебивал ее, шепча что-то успокаивающее, гладя ее по спине. Иногда он целовал ее волосы, и она чувствовала его теплое дыхание. Постепенно она выговорилась и успокоилась, руки и ноги отяжелели и сделались непослушными.
— Как тебе удалось заставить графиню так быстро признаться? Я думала, она будет держаться до последнего. Казалось, она скорее умрет, чем признается, — сказала она.
— Боюсь, ей не оставалось ничего другого. Лилиан вытаращила глаза.
— О, прости, Маркус. Она ведь все-таки твоя мать.
— Ну да, она меня родила. Никогда не испытывал к ней сыновних чувств. А уж после того, что было сегодня… Она принесла много вреда за свою долгую жизнь. Попробуем отныне держать ее в Шотландии. Или отправим за границу.
— Графиня рассказала, о чем мы с ней беседовали? — осторожно поинтересовалась Лилиан.
Маркус покачал головой.
— Она сказала, что ты решила сбежать с Сент-Винсентом.
— Сбежать?
Лилиан была потрясена. Что он, должно быть, почувствовал в тот момент! Он мог подумать, что еще одна женщина бросила его ради виконта.
За целый день Лилиан не пролила ни слезинки, но теперь… Это было уж слишком! Она зарыдала, неожиданно для Маркуса и себя самой.
— Ты ведь ей не поверил? Скажи, ведь не поверил?
— Конечно, нет. — Маркус удивленно посмотрел на Лилиан, а потом схватил со стола салфетку, чтобы вытереть слезы на ее лице. — Пожалуйста, не плачь, не надо…
— Я люблю тебя, Маркус. — Она забрала у него салфетку и высморкалась. — Я люблю тебя. Пусть я говорю это первая, но мне все равно. — Она опять залилась слезами. — Пусть даже ты меня и не любишь, мне тоже все равно. Я только хочу, чтобы ты знал, как я тебя…
— Я тоже тебя люблю, — сказал он. — Я тоже люблю тебя, Лилиан. Пожалуйста, не плачь. Ты меня убиваешь. Не надо.
Лилиан кивнула и высморкалась в скомканную льняную ткань. Ее лицо пошло красными пятнами, глаза распухли, из носа текло… Но у Маркуса, должно быть, случилось расстройство зрения, потому что он поцеловал ее в губы и сказал:
— Ты такая красивая.
Он говорил искренне, но она вдруг захихикала сквозь рыдания. Маркус крепко обнял ее и тихо спросил:
