— За что?
— За многое, но в первую очередь — за Сент-Джорджа. Я никак не думал, что ты попадешь в такую беду. Должно быть, ты перепугалась до смерти.
— Конечно, я испугалась за себя и боялась за ребенка, но это… — она чуть шевельнула запястьем, — я сделала сама. Когда освобождалась от веревки. Помнишь, я тебе об этом уже говорила? Все нормально. И со мной все хорошо.
Рейф испытующе посмотрел на нее:
— И больше ничего? Он не оскорблял тебя?
— Нет. Думаю, он был больше одержим желанием схлестнуться с тобой, поэтому на меня особого внимания не обращал. Но теперь он мертв и все закончилось. Забудь об этом, Рейф. Пусть, наконец все это останется в прошлом.
Рейф наклонил голову и нежно сжал ее руку, с наслаждением ощущая, какая она теплая.
Еще раз, поцеловав ее ладонь, он опустил руку.
— Я должен был тебя предупредить о Сент-Джордже и о том, как я за тебя боюсь. Но я самонадеянно решил, что могу и сам справиться, если приму нужные меры. Поэтому я и велел Ганнибалу везде ходить за тобой, да еще сыщиков нанял.
Глаза Джулианны удивленно расширились. — Я их ни разу не видела.
— Ты и не должна была. Я бы не приказывал Ганнибалу так бдительно за тобой следить, если бы не возвращение Сент-Джорджа в Лондон. Теперь то я понимаю, какая это была нелепая ошибка. Я должен был предостеречь тебя. Рассказать о своих подозрениях. Если бы я это сделал, тебе бы не захотелось сбежать, и ты не подверглась бы опасности.
— Я не сбегала. Ну, то есть сбежала, но не в том смысле, что ты думаешь. Мне просто потребовалось хоть немножко времени и места для того, чтобы вздохнуть свободно и подумать.
Он не хотел задавать следующий вопрос, но знал, что должен. Собравшись с силами, Рейф заставил себя произнести эти слова:
— Скажи, ты настолько несчастлива, тебе так плохо, что ты больше не можешь жить со мной? Я помню, что… не разрешил тебе уйти, когда ты просила об этом на Рождество.
Ты… ты все еще хочешь жить со своей сестрой?
Он отвел взгляд, не в силах видеть ответ в ее глазах.
— А если я скажу «да», ты отберешь у меня ребенка? — спросила Джулианна до странного натянутым голосом. Его пронзила жестокая дрожь, боль распространялась стакой скоростью, словно Джулианна вонзила кинжал прямо в грудь Рейфу.
— Нет. Ребенок должен жить с матерью. Я бы никогда не отнял у тебя малыша.
Джулианна медленно выдохнула, чувствуя, как напряжение покидает ее, а вместо него по телу разливаются теплои надежда.
— Ты говорил правду, Рейф?
Он озадаченно посмотрел на нее:
— Когда?
— Когда я рожала Кэма. — Переплетя пальцы, она опустила голову. — Ты сказал, что любишь меня. Ты, в самом деле это чувствуешь или просто сказал мне это тогда, чтобы меня подбодрить?
Он наклонился к ней:
— Так вот что ты думаешь? — Голос звучал хрипло от переполнявших Рейфа чувств. — Джулианна, ну разве ты не знаешь сама?
— Что? — Сердце колотилось все сильнее.
Приподняв пальцем ее подбородок, Рейф посмотрел ей в глаза:
— Что я люблю тебя до безумия — и любил все это время.
— Правда? Но ты никогда не говорил…
— Я должен был сказать. Еще одно страшное упущение с моей стороны. Единственное оправдание в том, что сначала я этого не понимал — или не хотел себе в этом признаться. Знал только, что ты вышла за меня замуж из-за ребенка.
— Я вышла за тебя, потому что люблю тебя, — перебила его Джулианна. — И отказывала тебе только потому, что ты ясно дал мне понять — ты меня не хочешь. Вспомни, ведь ты дал мне отставку.
Опустившись рядом с ней на кровать, Рейф привлек ее в свои объятия.
— Я не хотел обрывать нашу связь. И сделал это только из-за Сент-Джорджа. Узнав о его интересе к тебе и к твоей сестре, я понял, что мы больше не должны встречаться. Выясни он, что ты моя любовница, и ты подверглась бы страшной опасности. Я потерял Памелу и не мог рисковать — вдруг такое же случилось бы с тобой? Поэтому я тебе солгал, чтобы ты ушла.
— Ну, у тебя это прекрасно получилось. Я считала, что была для тебя только обузой и больше ничем.
— Нет, нет, что ты! Ни в коем случае!
— Так почему ты мне не сказал всего? Почему заставил меня поверить, что хочешь только ребенка, но не меня?
— Разве? Мне казалось, что полмиллиона фунтов за титул, чтобы ты могла называться леди Пендрагон, говорят сами за себя.
— Но ты сделал это ради Кэма и наследства!
Рейф помотал головой:
— Нет, любовь моя я сделал это ради тебя. Поверь мне, уже много лет у меня была возможность получить титул, если я этого захочу, но такие вещи никогда ничего для меня не значили.
Джулианна обвила его руками:
— О, Рейф, а я и не подозревала! И столько денег! Не нужно было этого делать. Моя семья любила бы меня по-прежнему, и настоящие друзья тоже.
— Может быть, но я не хотел, чтобы ты страдала.
— А я-то считала, что ты любишь не меня, а только ребенка!
— Я люблю нашего сына, — сказал Рейф, целуя ее в щеку. — Но тебя я люблю больше. Правда, должен признаться, что беременность предоставила мне хороший повод сделать то, о чем я мечтал все это время. Назвать тебя своей, объявить, что ты моя жена, чтобы я мог любить тебя сколько захочу. Выгнав меня из своей постели, ты меня чуть не убила.
— И себя тоже. О, мы были такими дураками!
— Еще какими, правда? Но больше мы таких ошибок не допустим. Никогда. Я люблю тебя, Джулианна, и буду любить вечно.
И его губы прильнули к ее губам. Рейф целовал Джулианну с пылом, от которого закружилась голова и воспарил дух. Крепко прижимаясь к нему, она понимала, что никогда больше не хочет с ним разлучаться.
Рейф положил ее на подушки, чтобы поцеловать еще более страстно, но тут она кое-что вспомнила.
— А как же та женщина? — воскликнула Джулианна, прерывисто дыша.
— Какая?
Она наморщила лоб:
— Твоя новая любовница. Красивая блондинка.
— Какая блондинка? Я не понимаю, о ком ты. А, об Иветт Болье? Она не любовница.
— Тогда кто же?
— Вдова моего старого друга, художница, которая нуждается в деньгах. Я попросил ее написать твой портрет. Твой и Кэма.
— Что?
— Предполагалось, что это будет сюрприз, но раз ты такая подозрительная, я не стану хранить это в секрете.
— Она очень красивая.
Рейф фыркнул:
— Может быть, мадам Болье и привлекательная женщина, но она не идет ни в какое сравнение с тобой, любовь моя. Ты единственная любовница, какая у меня была со дня нашей первой встречи, и единственная, которую я захочу, пока буду дышать.
На губах Джулианны появилась робкая улыбка, которая становилась все шире и шире.
