Василий сообщил, что старые священники, окружавшие императора, устранены и переведены в отдаленные монастыри. Новые заняли свои места и, кажется, посвятили себя только душе императора. Императрица почувствовала облегчение и благодарна, что дамоклов меч больше не угрожает ее красивой, светлой голове. Через брата она сообщила, что помнит свое обещание. Она уже начала убеждать Льва, что он должен поспособствовать браку между первым патрицием империи и Кейлин Друзас, молодой вдовой-аристократкой из Британии, которая скоро примет православную христианскую веру.
Ранней осенью Аспара послали в Адрианополь, где у правителя города возникли трудности с двумя соперничающими общинами, которые угрожали анархией в городе. Одна из группировок исповедовала православное христианство, а другая – арианскую веру. Так как Аспар был арианцем, служившим православному правителю, ему было легче общаться с этими двумя религиозными общинами и найти разумное решение, чтобы восстановить мир между ними. Люди уважали Аспара.
– Хотелось бы взять тебя с собой, – признался он Кейлин ночью перед отъездом, – но придется все время находиться в разъездах. Эти фанатики поссорились друг с другом из-за пустяков, но до тех пор, пока не утихнет злость, они вызывают ужасные разрушения и гибель людей.
– Я могу стать причиной твоей слабости, – сказала она. – Без меня ты будешь действовать более решительно, сможешь навести порядок, мой господин. Убивать и разрушать из-за религиозных взглядов – сумасшествие, но это случается довольно часто.
– Ты будешь превосходной женой! – произнес он восхищенно.
– Почему? – спросила она. – Потому, что разделяю с тобой твою страсть, или потому, что не жалуюсь, когда ты покидаешь меня?
– И то и другое, – ответил он с улыбкой. – У тебя врожденная способность понимать людей. Ты знаешь, что я должен примирить эти фанатичные группировки в Адрианополе, и не отвлекаешь меня от выполнения моего долга. Те, кто противится нашему браку, скоро увидят, как они ошибались, и поймут, что Кейлин Друзас – единственная подходящая жена для Аспара.
– Я не отвлекаю тебя? – Она притворилась обиженной и, приподнявшись, посмотрела в его красивое лицо. Ее острый маленький язычок медленно, призывно жалил его губы. Глаза ее потемнели от страсти, и, обхватив руками груди, она начала ласкать свои соски. – Могу я хоть чуточку отвлечь тебя, мой господин?
Он наблюдал сквозь полуприкрытые веки, как она забавлялась, с блуждающей улыбкой на губах. Он знал, что ее уверенность в его любви позволяла ей быть дерзкой, и это, несомненно, нравилось ему. «Она так молода и так красива», – думал он, лениво поглаживая ладонями ее талию. Иногда, глядя на нее, он удивлялся, что, несмотря на его возраст, она все еще любит его. Она улыбнулась и нежно поцеловала его, а он, успокоенный, понял, что она всегда будет любить его, ведь от природы она честная и верная. Его пальцы сомкнулись вокруг ее талии, и он слегка приподнял ее, давая возможность возбужденному члену распрямиться.
– Ты очень отвлекла меня, любовь моя, – проговорил он нежно, медленно опуская ее и глубоко погружаясь в теплое блаженство ее горячей, влажной плоти. Затем, резко притянув к себе, он крепко поцеловал ее, быстро перевернул ее на спину и оказался сверху. – И засим приговорена провести остаток дней своих, отвлекая меня, Кейлин! – нежно прорычал он ей в ухо, осторожно двигаясь в ее трепещущем теле. – Я обожаю тебя, любовь моя, и скоро ты навечно станешь моей! Моей женой! Свежей, яркой половиной моей темной, темной души!
– Я люблю тебя, Флавий Аспар, – сказала она, всхлипывая, а затем снова унеслась в блаженный мир. Ее сердце высоко парило вместе с ним. А если она в его сердце и в его объятиях, тогда почему же ей так страшно? Но когда высшее блаженство охватило ее, Кейлин застонала от наслаждения, страхи мгновенно были забыты в его спокойных, надежных объятиях. Счастливая, она прижалась к нему и уснула.
Когда утром она проснулась, он уже уехал. Нелвин принесла поднос со свежей простоквашей, спелыми абрикосами, горячим хлебом и горшочком меда.
– Мастер Аркадий спрашивает, будете ли вы позировать ему сегодня. Он говорит, что почти закончил и мог бы к концу недели завершить работу, если вы поможете, Я думаю, он хочет вернуться в Константинополь. Лето кончилось. Он поговаривает об осенних состязаниях.
– Передай, что я приду через час, – сказала Кейлин. – Мне хочется, чтобы статуя была закончена и установлена на пьедестал в саду до возвращения моего господина. Это будет моим свадебным сюрпризом для него.
– Я никогда прежде не видела ничего подобного, – призналась Нелвин. – Это так красиво, госпожа. Я думала только боги могут создавать такое.
– Статуя представляет Венеру, древнюю богиню любви, – пояснила Кейлин. – Я только позировала для Аркадия.
Кейлин поела, приняла ванну и пошла в студию к скульптору. В присутствии Нелвин она сняла тунику и приняла нужную позу. Он работал некоторое время, бросая взгляд то на глиняную фигуру, которую он лепил, то на Кейлин. Когда Аркадий заметил, что она начала уставать, он прекратил работу. Кейлин надела тунику, и они вышли в сад посидеть на солнышке, выпить охлажденного апельсинового сока и полакомиться кунжутными пирожными, которые принес Зиновий.
– Скоро я лишусь вашей компании, – начала разговор Кейлин. – Мне доставляло удовольствие слушать ваши невероятные сплетни и узнавать многое, с чем мне придется столкнуться, когда я выйду замуж за Аспара.
– Ваша жизнь не будет легкой, – ответил он откровенно. – Придворные, с которыми вы захотите подружиться, станут избегать вас. Даже те, кому вы понравитесь, не пойдут на дружеские отношения. Особенно остерегайтесь людей, которые будут стремиться подружиться с вами из-за Аспара или из желания соблазнить вас. Ваша добродетель в свете сплетен, окружающих вас, поистине сводит их с ума.
– Как противоречивы византийцы, – сказала Кейлин. – Вы придерживаетесь религии, которая проповедует добродетель, и все-таки среди вас царит зло. Я не понимаю ваш народ.
– Все очень просто, – объяснил Аркадий. – Богатые хотят власти и богатства. Это дает им ощущение вседозволенности. Они жестоки и алчны. Вот тут-то вера приходит на помощь – ведь стоит только покаяться, и грехи отпускаются. Красота, можно грешить снова.
Это характерно не только для Византии, Кейлин. Все цивилизации достигают апогея на некотором этапе своего развития. Менее богатые подражают более богатым, а бедные так и живут в нищете, так как захватившая власть бюрократия и благодетельный правитель разрешают им играть в свободу. Хлеб и зрелища, моя дорогая девочка, позволяют править бедными, за исключением тех редких случаев, когда возникают чума, голод или война. Когда такое случается, даже императоры не удерживаются на своих тронах. – Он засмеялся. – Я циник, как вы, наверное, заметили.