Ее жалобный крик стал воплем экстаза; из его груди вырвалось глухое рычание. Откинув голову в бессознательном самозабвении, он трясся и трепетал, изливая в нее свое семя.
Спазмы слепяще-пронзительного наслаждения медленно замирали. Все еще не придя в себя после его натиска, Каро зарылась лицом в плечо Макса. Они по-прежнему были соединены, и она с наслаждением ощущала его тяжесть, почти раздавившую ее.
Она хотела, чтобы их последнее соитие было именно таким: исступленным, безумным, пылким, и оба они были беспомощны в плену неистовой страсти…
Еще несколько секунд, и Макс, отодвинувшись от нее, почти свалился на подушки. Грудь его беспорядочно вздымалась. Он большими глотками пил воздух и не мог отдышаться.
– Ты никогда не убедишь меня, что забудешь это, – тихо выговорил он наконец. – И всегда станешь тосковать по моим ласкам…
Каро зажмурилась, с трудом проглотив колючий ком в горле.
– Знаю. Я это знаю. Но все равно не выйду за тебя, Макс.
Наутро Макс стоял у поручня, наблюдая, как изломанная живописная береговая линия Кирены становится все ближе. Сильный ветер гнал волны, увенчанные белыми барашками и бившиеся о борт, но Макс почти ничего не замечал.
Он провел бессонную ночь, ворочаясь с боку на бок на тюфяке. Но на этот раз бессонница не имела ничего общего с кошмарами. Резкий и твердый отказ Каро выйти за него замуж был причиной его смятения.
Он действительно сделал предложение, отчасти следуя неписаному кодексу джентльменов, поскольку полностью понимал свои обязательства. Его застали на месте преступления, когда он соблазнил молодую женщину.
Торн вошел в разгар непристойной сцены. И все же, каким бы хорошим другом он ни был, никак не мог заставить Макса жениться. Он сделал Каро предложение по собственной воле.
Но Каро отвергла его в самых недвусмысленных выражениях. И он не мог отрицать, что причины, заставившие ее сделать это, были достаточно вескими, особенно самая первая.
Горькая правда заключалась в том, что он вовсе не был уверен, хочет ли стать «хранителем». Разумеется, они нуждались в таком тактике, как он. И у Макса был истинный талант выигрывать схватки вроде той, в которой они участвовали в последний раз. А в их жизни таких схваток было немало. Но разве он обязан применять свое умение, служа их делу?
Да, нужно признать, цели у них достойные, и все они – люди честные и порядочные. Это не война. И они стараются не убивать людей. Не ведут в битву армии, сражаясь за собственное превосходство. Они предпочитали бороться против зла и защищать благородные идеи. Но при чем тут он? И какое отношение имеют их высокие устремления к его собственным обстоятельствам?
Макс невидящими глазами уставился на бурные лазоревые воды. Для него все сводилось к одному вопросу: сможет ли он жить в постоянном ужасе, боясь в любой момент потерять Каро, не зная, вернется ли она с задания живой.
Беда в том, что теперь он будет жить в аду независимо от того, вступит ли в орден. Если же уехать, ему не придется стать свидетелем трагедии. Но где бы он ни был, все равно не сможет забыть, что она каждую минуту рискует жизнью. Если же он станет «хранителем», по крайней мере попытается защитить ее. Но даже он не способен управлять судьбой.
Пробормотав ругательство, Макс запустил пальцы в волосы. Чертова дилемма заключается в том, что, пока Каро остается «хранителем», он никогда не избавится от страха.
А Каро считала свое служение жизненным призванием. Как он может убедить ее выйти из ордена? У него нет такого права, да он и не уверен, что хочет этого.
Но что же ему делать? Вернуться в Англию к безопасному, скучному, незаметному существованию?
И тогда какой же смысл будет иметь его жизнь? Сможет ли он прожить ее без Каро?
Он не хотел пустого, бессмысленного существования. Ему нужна цель. Будущее, которое заставит его с нетерпением ждать каждого нового дня. Нужны друзья, любовь, семья. Нужна радость.
Сколько лет у него не было этой радости?
До тех пор, пока в его судьбе не появилась Каро.
Она – его радость.
Он и представить не мог, что будет хотеть женщину так, как хотел Каро. Ни одна не заставляла его смеяться, грустить, трепетать от малейшей ласки… Если он решит покинуть Кирену, значит, никогда больше не встретится с ней. И тогда из его жизни уйдет озаряющий ее свет.
Может, он сумеет иногда посещать остров? Но он хотел большего, чем несколько краденых часов наедине с Каро. Хотел, чтобы она стала его женой. Возлюбленной, спутницей, второй половинкой. Навсегда.
А если он преодолеет ее возражения и убедит Каро выйти за него? Прежде всего, придется смириться с ее образом жизни. Понять неизбежность опасений за нее. Осознать то обстоятельство, что, как бы он ни хотел защитить и уберечь, все равно не сможет завернуть ее в вату.
Как можно погасить горящий в ней огонь, ее отважный, смелый дух, составляющий самую сущность этой женщины? Готовность рисковать жизнью за друзей – часть того, что делает ее особенной. И больше всего он любил ее храбрость…
Сердце Макса замерло. Любовь. Так вот что он испытывает к Каро! Раньше ему просто не с чем было сравнивать. Потому что до нее он не любил ни одну женщину. И теперь все сомнения исчезли. Он любит ее!
Резко повернувшись, Макс стал искать взглядом Каро. Женщины собрались на юте. Она тоже была там, беспокойно мерила шагами палубу, старательно избегая его взгляда, как делала все утро.
Изнемогая от нерешительности, Макс оперся спиной о поручень. Он до сих пор не верил своему открытию. Так и есть! Он действительно любит Каро! И дело не только в неистовом желании, которое он всегда ощущал при взгляде на нее. Он любил ее за мужество, благородство, силу и красоту души. Она завладела им.
И он хотел завладеть ею. Приковать ее к себе любыми возможными способами.
Он вспомнил их ночь в крепости берберов, ту сокрушительную страсть, которую они тогда делили, вспомнил вчерашний вечер. Он ничего не утаивал от нее. Отдавал всего себя. Его подстегивала отчаянная потребность вонзиться в нее так глубоко, чтобы они стали единым целым. Чтобы никто из них не смог освободиться.
Может, поэтому он впервые излился в нее? Неужели подсознательно хотел исторгнуть в нее свое семя? Может, ребенок – именно то, что свяжет с ним Каро? Может, он послушался самого первобытного инстинкта мужчины – стремления к размножению? Или для него так жизненно важно сделать Каро частью себя?
Он не хотел детей. Не хотел рисковать. Боялся потерять того, кто стал ему так дорог. Но образ Каро с животом, набухшим его ребенком, наполнил его нежностью.
Захочет ли она иметь его детей? И хотела ли когда-нибудь родить ребенка? Она говорила, что нет…
