Сейчас все было великолепным. Конечно, такого в дальнейшем может и не быть. Жизнь весьма разнообразна. Но сейчас будущее казалось блестящим, а прошлое...
Ох это прошлое. Прошлое было для Лили мучительным, а Невиль так и не нашел в себе мужества расспросить ее о нем. Но возможно, сейчас это уже не имеет никакого значения. Прошлое лучше оставить в прошлом. Но ведь прошлое может напоминать о себе. Оно может вторгнуться в настоящее и разрушить будущее, если не разрешить сейчас все проблемы, связанные с ним. Прошлое Лили всегда будет мучить Невиля, и ему будет казаться, что она намеренно утаила его.
— О чем ты задумался? — спросила Лили, целуя Невиля. — Почему у тебя такой печальный вид?
— Лили, — начал он, глядя в ее затуманенные глаза, хотя предпочел бы смотреть куда угодно, только не в них. — Расскажи мне о тех месяцах. Ведь тебе есть что рассказать, не так ли? У меня не хватило мужества или силы духа выслушать весной всю твою историю. Боль за тех, кого мы любим, труднее вынести, чем свою собственную, особенно когда ты чувствуешь себя виноватым. Но мне нужно знать. Мне нужно это знать, чтобы между нами не осталось ничего недосказанного. Возможно, и тебе надо облегчить душу. Мне надо помочь тебе, если, конечно, я смогу. Мне необходимо...
— ...прощение? — закончила его мысль Лили. — Ты сделал все, что мог, как для меня, так и для тех солдат, которые погибли в ущелье. Была война. И это отец взял меня с собой в разведку. Он знал, что рискует, и я знала об этом. Ты не должен винить себя. Не должен. Но я все расскажу тебе. Мы вместе пройдем через эту боль. Вместе. И вместе избавимся от нее. Тогда наконец прошлое останется позади.
Даже сейчас Невиль жалел, что затеял этот разговор. У них была такая чудная ночь, и не стоило давать возможность прошлому вторгаться в нее.
— Его звали Мануэль, — начала Лили. Она перевела дыхание и продолжила: — Да, его звали Мануэль. Он был невысоким, хорошо сложенным и пользовался авторитетом. Мануэль руководил отрядом партизан и был фанатичным националистом. Он горячо любил соотечественников и был до предела жесток с врагами. Семь месяцев я была его женщиной. Полагаю, что он любил меня. Он плакал, когда отпускал меня.
Невиль не выпускал Лили из своих объятий, пока она говорила. Закончив свой рассказ, она заплакала. Он плакал вместе с ней.
— Ты не должна винить себя, Лили, — прошептал он ей на ухо. — Я знаю, что ты винишь себя за то, что осталась в живых, одна из всех французских пленных. Ты винишь себя и за то, что позволила этому человеку пользоваться своим телом, чтобы выжить. Послушай, что я скажу тебе, моя любовь: ты должна поверить мне, ты прощена. Я прощаю тебя.
— Спасибо, — поблагодарила она. — Возможно, мне не надо это говорить, потому что я не вижу твоей вины, Невиль, но я знаю, что тебе хотелось бы это услышать. Я прощаю тебя за то, что не сумел защитить меня, что не отправился на мои поиски, что вернулся в Англию и продолжал жить своей жизнью. Ты прощен.
Невиль привлек ее голову к своей груди и стал легкими движениями пальцев массировать ей затылок. Он задумчиво смотрел на огонь.
«Странная ночь, — думал он. — Почти такая же, как и та, первая, что мы провели вместе, испытывая, с одной стороны, ужас и горе, а с другой — любовь и блаженство физической страсти. Несмотря на все плохое, жизнь стоит того, чтобы за нее бороться. Пока существует любовь, которая сильнее всяких слов и которая придает смысл всему живому, — жить стоит».
Они правильно поступили, преодолев этой ночью последний барьер, существовавший между ними. Они откровенно признались друг другу, что дорога в эту ночь и в этот коттедж была трудной и долгой. Но, осознав это вместе, они сняли тяжесть со своей души, простили друг друга и вместе обрели мир и любовь.
— Лили! — Невиль поцеловал ее в губы. — Лили...
Она крепко прижалась к нему.
Они занимались любовью неистово, без всяких любовных игр, без единого слова нежности. Это было яростное стремление двух тел достичь самой сути физической любви. И им посчастливилось найти эту суть здесь, в коттедже, рядом с озером и водопадом, где на твердом полу, среди разбросанных одеял и плащей, сливались их тела.
Затем они заснули.
* * *
Невиль крепко спал, зарывшись в подушку, когда Лили поднялась, расправила свою одежду, кое-как пригладила волосы и взяла плащ. Она хотела уйти, оставив его одного, но огонь в камине потух, и холод наверняка скоро разбудит его.
— Невиль, — позвала она и не удивилась, что он сразу проснулся и сел — выработанная годами привычка офицера просыпаться по первому зову. — Невиль, нам надо возвращаться домой и привести себя в порядок, чтобы мы могли с невинными лицами предстать перед очами отца, твоей матери и всех остальных. Зачем терять драгоценное время?
Невиль улыбнулся и протянул к ней руки.
— Намек понял...
Лили поцокала языком, дразня его.
— Я имела в виду купание, — сказала она, — хотя вода сейчас очень холодная.
Невиль поморщился.
— Я предлагаю пойти на пляж, — сказала Лили. — Нет, побежать.
— Может, мы лучше займемся любовью? — спросил он, потягиваясь.
— Нет, мы побежим на пляж, — твердо заявила она. — Пробежка тебе не повредит, соня.
— Кто? — спросил он, разразившись смехом.
Но Лили уже ушла, оставив дверь широко открытой, и ей вслед звучало эхо его смеха.
Невиль снова поморщился, вздохнул, бросил долгий взгляд на потухший огонь в камине, вскочил на ноги, собрал свою одежду и пустился в погоню.
Лили не препятствовала желанию герцога Портфри. Он хотел, чтобы свадьба состоялась в Ратленд-Парке. Лили была его дочерью, и он наконец нашел ее и привез в их дом. Именно из этого дома он хотел отдать ее мужчине, которого благословил быть ее мужем.
Но все вопросы организации свадебных торжеств он предоставил решать Лили. Если она захочет собрать у себя весь высший свет, он заставит приехать к ней на свадьбу всех до единого. Но с другой стороны, если она захочет отпраздновать свою свадьбу в интимном кругу, где будут присутствовать только члены семьи и ближайшие друзья, то так тому и быть.
— Весь свет не поместится в церкви, — заметила она.
Это была старинная нормандская церковь, расположенная на холме, возвышавшемся над деревней. К ее сводчатым дверям вела узкая тропинка. Церковь не отличалась вместительностью.
— Как-нибудь втиснутся, — предположил герцог, — если ты действительно этого хочешь.
— А ты правда не будешь возражать, если я ограничусь только родственниками и ближайшими друзьями?
