– А что случилось с самим Дэниелом?
– Пуля попала ему в челюсть, и он попросил меня пристрелить его. Я так и сделал. Он все равно не выжил бы, рана оказалась смертельной. Дэниел страшно мучился, и я помог ему избавиться от страданий. Мы не боялись смерти и готовились к ней.
Лукас кивнул. На Тасмании из уст в уста передавали рассказ о том, как два приятеля тянули жребий, кому из них быть убийцей, а кому закончить свои дни на виселице. Тот, кто вытянул короткую соломинку, убил своего друга, за что его приговорили к смертной казни. Смерть – известный способ избежать мучений. Однако самоубийства случались редко, так как большинство каторжников считали его грехом и боялись гнева Божия.
– А что произошло с остальными?
– Двое погибли при перестрелке. Бейли даже царапины не получил, а новенький, Шин, потерял руку. Их содержат в соседней камере. Мы редко видимся.
Некоторое время они молча ходили по кругу.
– Когда они собираются отправить тебя в Хобарт? – наконец снова заговорил Лукас. Все серьезные дела рассматривались в суде города.
Лис, прищурившись, взглянул на солнце.
– В следующем месяце. Власти почему-то тянут с судом.
– А ты куда-то торопишься?
Лис засмеялся.
– Нет, конечно.
Спустя два дня пасмурным утром, возвращаясь с хозяйственного двора, Уоррик увидел только что приехавшую в усадьбу Филиппу Тейт. Заметив его, она поспешила ему навстречу.
В вишневого цвета накидке и подобранной в тон ей широкополой шляпе, оттенявшей ее пепельные кудри и миловидное лицо с полными румяными щечками, девушка выглядела великолепно. Подойдя к Уоррику, Филиппа бросила на него сердитый взгляд.
– Зачем ты это сделал? – спросила она не здороваясь. – Как ты мог так поступить?
Уоррик с недоумением посмотрел на нее.
– О чем ты?
– Я говорю об аресте Галлахера, грума Джесси.
– Галлахера? Он заподозрен в убийстве кузнеца в моем имении.
Взглянув на яркий румянец, игравший на щеках девушки, Уоррик почувствовал, как в его душе шевельнулась ревность. Почему Филиппу волновала судьба ирландца?
– Неужели ирландец что-то значит для тебя? – подозрительно глядя на нее, спросил он.
– Речь не обо мне, а о Джесси, моей подруге. И не говори мне, что Галлахера арестовали за убийство кузнеца. Ты говоришь неправду.
– Джесс что-то успела рассказать тебе?
Филиппа усмехнулась:
– Неужели ты думаешь, что она стала бы открывать душу передо мной, сестрой Харрисона? Конечно, она ничего не сказала мне. Да ей и не нужно ничего рассказывать, у Джесси все написано на лице. Я видела, как она смотрит на Галлахера, и все поняла.
– А я ничего не замечал, – признался Уоррик.
Он внимательно вгляделся в хорошо знакомое ему лицо Филиппы. Ветер развевал ее выбившиеся из-под шляпки пепельные кудри. Она держалась очень уверенно, как всегда находясь в мире с собой. Уоррик невольно залюбовался ею.
– Неудивительно, – промолвила Филиппа.
– Почему?
– Потому что ты эгоцентричен и любишь лишь самого себя.
– Черт возьми! Можно подумать, что ты сама когда-нибудь кого-нибудь любила!
– Конечно. Я всегда любила тебя.
Уоррик засмеялся.
– Неужели ты думаешь, что я тебе поверю?
Кровь отхлынула от лица Филиппы, ее глаза потемнели от обуревавших ее чувств.
– Я никогда не лгу, Уоррик.
Она хотела уйти, но он схватил ее за руку.
– Я думал, ты будешь рада, что мы избавились от проклятого грума. Ведь твой брат собирается жениться на Джесси.
Филиппа посмотрела на его руки, сжимавшие ее запястье. Уоррик чувствовал, как бьется ее пульс, и отпустил руку девушки.
– Я думаю, что Джесси не стоит выходить замуж за Харрисона.
– Но почему?
Филиппа вздохнула.
– Потому что ей нужен совсем другой человек. Джесси никогда не будет счастлива с Харрисоном. Впрочем, как и он с ней. Они погубят друг друга.
Уоррик засмеялся. Однако его смех звучал неестественно и выглядел бравадой. Он просто не хотел смотреть в глаза правде.
– Я и не предполагал, что ты любишь мелодрамы.
– Ты вообще плохо знаешь меня, Уоррик! – отрезала Филиппа и, повернувшись, пошла прочь.
Старому Тому пришлось справляться с делами на конюшне. У него, конечно, были помощники, в том числе и маленький Чарли, но все равно старику не хватало такого умелого и опытного конюха, как Галлахер.
Зайдя однажды дождливым днем на конюшню, Джесси застала старика за работой. Он чистил Урагана. Увидев Джесси, Том отослал Чарли в загон, приказав ему привести гнедую кобылу, а потом отвел девушку к дальнему стойлу, где их никто не мог подслушать.
– Сегодня слишком плохая погода для прогулки верхом, милочка, – пояснил он.
Джесси покачала головой.
– Я не собираюсь кататься верхом, я пришла поговорить с тобой, Том.
Старик понял по выражению ее лица, что у девушки к нему серьезный разговор, и вытер руки о фартук.
– Хорошо, я слушаю тебя.
У них явно сложились дружеские, почти родственные, отношения. И все же Джесси не могла так сразу начать разговор. Некоторое время ее взгляд блуждал по конюшне, где пахло сеном, лошадиным потом и кожей. Запахи навевали воспоминания о Лукасе и счастливых минутах, проведенных с ним. Сердце Джесси наполнилось печалью. Она бросила на старика умоляющий взгляд.
– Мне нужна твоя помощь, Том. Я знаю, что, быть может, совершаю сейчас ошибку, но мне никак не обойтись без тебя.
Дождь забарабанил по крыше конюшни, его капли прибили пыль во дворе, и в воздухе запахло влажной землей.
– Чего ты хочешь, деточка?
– Я хочу освободить Галлахера из тюрьмы и доставить его на борт китобойного судна, направляющегося в Нантакет.
В карих водянистых глазах старика зажглись искорки смеха.
– Только и всего? – спросил он, усмехаясь в седые усы.
На губах Джесси заиграла улыбка, хотя ей казалось, что она уже разучилась улыбаться.
– Да, только и всего.
Том поднял с пола щетку и стал чистить бока стоявшей в стойле лошади.
– И когда ты собираешься осуществить свой замысел?
– Когда «Агнес Энн» будет готова к отплытию. Лукас сказал, что в конце месяца. Но я хочу поговорить с капитаном, чтобы уточнить дату отплытия.
– Я тоже хочу помочь вам, – раздался с порога голос Чарли.
У Джесси упало сердце. Она резко повернулась и увидела мальчика. Оказывается, он уже давно подслушивал их. Его бледное веснушчатое лицо выражало решимость.
Джесси поманила его и, когда Чарли подошел, похлопала по плечу.
– Я искренне признательна тебе за готовность помочь нам, Чарли, но я не могу подвергать твою жизнь смертельной опасности. Тебя могут жестоко наказать.
