— Идея довольно привлекательная, — произнес он, увидев, как я слежу взглядом за раскачивающимся хлыстом. — Но возможно, собравшись с мыслями, я смогу придумать что-нибудь поинтереснее.
— Не сомневаюсь, — ответила я, откидывая с глаз густую прядь волос. — Только вам не разрешается пороть женщин, правильно?
— Исключительно в определенных обстоятельствах, — вежливо ответил он. — Каковым ваше положение не соответствует — пока. Но это дело государственное, а я подумал, что сначала нам с вами стоит познакомиться поближе — наедине. — И протянул руку к графину, стоявшему в буфете.
Мы молча пили кларет, наблюдая друг за другом поверх бокалов.
— Совсем забыл принести вам свои поздравления по поводу бракосочетания, — внезапно произнес он. — Простите мне эту неучтивость.
— Не думайте об этом, — любезно откликнулась я. — Я уверена, что семья моего супруга будет вам крайне обязана за то, что вы одарили меня своим гостеприимством.
— О, в этом я очень сомневаюсь, — обворожительно улыбнулся он. — Но с другой стороны, не думаю, что я поставлю их об этом в известность.
— Что заставило вас решить, будто им об этом неизвестно? — спросила я, начиная ощущать неприятную пустоту внутри, несмотря на прежнюю решимость вести себя дерзко и даже нагло. Я кинула быстрый взгляд в окно, но мы находились на другой стороне здания. Солнца видно не было, но, судя по свету, дело шло к вечеру. Сколько времени пройдет, пока Джейми найдет моего пони? И сколько еще времени ему потребуется, чтобы отыскать мой след на берегу речки — а потом потерять его? В бесследном исчезновении есть свои отрицательные стороны. В самом деле, пока Рэндалл не соизволит сообщить Дугалу о том, где я нахожусь, шотландцы ни за что на свете не узнают, куда я делась.
— Если бы они знали, — говорил между тем капитан, элегантно выгнув бровь, — они, несомненно, уже обратились бы ко мне. Если судить по тем выражениям, которые Дугал Маккензи использовал по отношению ко мне во время нашей последней встречи, трудно представить себе, что он считает меня подходящим опекуном для своей родственницы. А клан Маккензи так высоко ценит вас, что предпочел принять за одну из своих, лишь бы не отдать вас мне. Мне трудно представить себе, что они готовы позволить вам изнывать в здешней ужасной тюрьме.
Он неодобрительно посмотрел на меня, замечая каждую подробность промокшего насквозь платья, всклокоченных волос и общего неопрятного вида.
— Будь я проклят, если понимаю, зачем вы им, — заметил он. — А уж если вы такая великая ценность, какого дьявола они позволили вам бродить по округе в одиночестве? Мне всегда казалось, что даже варвары лучше заботятся о своих женщинах. — Тут в его глазах появился блеск. — А может быть, вы решили расстаться с ними? — И откинулся на стуле, в восторге от своей новой догадки. — Брачная ночь оказалась более тяжелым испытанием, чем вы предполагали? — полюбопытствовал он. — Должен признаться, я несколько опешил, узнав, что вы предпочли делить постель с одним из этих волосатых, полуголых дикарей, лишь бы не общаться больше со мной. Это доказывает вашу невероятную преданность долгу, мадам, и я должен поздравить тех, кто вас нанял, с умением вдохновить вас на подобное. Но, — он откинулся еще дальше, удерживая бокал с кларетом на колене, — боюсь, я все же вынужден настаивать на том, чтобы вы сообщили мне имя своего нанимателя. Если вы действительно расстались с обществом Маккензи, то наиболее вероятно предположение, что вы агент французский. Чей же именно?
Он пристально уставился на меня, как змея, зачаровывающая птицу. Но к этому времени я уже выпила достаточно кларета, чтобы частично заполнить пустоту внутри, и тоже храбро уставилась на него.
— О, — протянула я издевательски вежливым тоном, — я, оказывается, включена в беседу? Мне казалось, что вы отлично справляетесь сами. Молю вас, продолжайте.
Изящная линия рта напряглась, складка в уголке губ стала глубже, но он ничего не сказал. Капитан поставил бокал, встал, снял парик и подошел к шкафчику, где и поместил его на пустующую подставку. Я заметила, что он замер, увидев песчинки, усыпавшие второй парик, но выражение его лица не изменилось.
Волосы без парика оказались темными, густыми, тонкими и блестящими. И выглядели тревожно знакомыми, хотя и были длиной до плеч и связаны в хвост синей шелковой лентой. Он развязал ленту, взял со стола гребень и расчесал примятые париком волосы, потом снова аккуратно завязал ленту. Я с готовностью подняла зеркало, чтобы капитан мог полюбоваться результатом. Он забрал у меня зеркало и положил на место, с треском захлопнув дверку шкафчика.
Не знаю, тянул ли он время в надежде лишить меня присутствия духа (что, несомненно, действовало), или же просто не знал, как поступить.
Напряжение слегка спало, когда в комнату вошел денщик с подносом, уставленным чайными приборами. Не говоря ни слова, Рэндалл разлил чай и протянул мне чашку. Отхлебнули чаю.
— Ничего не говорите, — не выдержала наконец я. — Позвольте догадаться самой. Вы изобрели новый способ убеждения — пытку мочевым пузырем. Вы накачиваете меня жидкостью до тех пор, пока я не соглашаюсь рассказать вам все, что угодно, в обмен за пять минут, проведенных в обществе ночного горшка.
Он настолько не ожидал ничего подобного, что рассмеялся. Смех совершенно изменил его лицо, и теперь я без труда поняла, почему нижний левый ящик его стола забит надушенными конвертами, подписанными женским почерком. Допустив слабинку, капитан не стал сдерживать смех. Отхохотавшись, он снова уставился на меня. На губах все еще играла улыбка.
— Уж не знаю, кто вы, мадам, но что вы умеете развлечь, так это точно, — бросил он. И дернул за шнурок, висевший у двери. Появился денщик, и Рэндалл приказал ему сопроводить меня к соответствующим удобствам.
— Только смотри, не потеряй ее по дороге, Томпсон, — добавил он, с ироническим поклоном открывая мне дверь.
Я беспомощно прислонилась к двери туалета. Избавиться от капитана было облегчением, но — увы — весьма коротким. Я вполне могла судить об истинном характере Рэндалла, как по рассказам, так и по собственному опыту. Но все эти проклятые проблески Фрэнка, то и дело проглядывающие из-под блестящей безжалостной внешности… Я совершила ошибку, заставив его смеяться, думала я.
Я села, не обращая внимания на зловоние. Побег невозможен. Бдительный Томпсон за дверью, да и кабинет Рэндалла расположен в центральном здании форта. И пусть он обнесен единственной каменной стеной, высота стены не меньше десяти футов, а двойные ворота хорошо охраняются.
Может, симулировать болезнь и не выходить отсюда? Нет, и не только потому, что здесь крайне неприятно находиться. Горькая истина в том, что нет никакого смысла тянуть время. Никто не знает, где я, а Рэндалл не собирается никому об этом сообщать. До тех пор, пока ему нравится забавляться, я принадлежу ему. И опять я пожалела о том, что заставила его смеяться. Садист с чувством юмора — это особенно опасно.
