И даже если Джулиана исполнит свою угрозу и не придет к нему в спальню, не станет же она запирать от него свою дверь. Воган знал это, потому что однажды ночью он вошел и долго смотрел, как она спит, раздираемый желанием и своим решением взять ее, только когда она сама захочет. Тогда он сумел подавить в себе искушение взять ее силой прямо во сне.
Сегодня он не будет противиться своему желанию обладать Джулианой. Но сначала займется «Сынами Уэльса».
Ругательство сорвалось с его губ. Боже, как бы он хотел, чтобы они не вмешивались в его дела! Чтобы защитить его честь, ему не нужна кучка повстанцев, у большинства из которых еще молоко на губах не обсохло! Но среди них были и те, кто обременен семьей и детьми. Уж им-то не следовало дразнить власть в лице Нортклиффа, ибо последствия могут быть ужасны.
Он пришпорил лошадь и понесся еще быстрее, принуждая посланника Моргана не отставать от него ни на шаг. Они должны поспеть вовремя, иначе ему придется отвечать за все глупости, которые могут наделать эти горячие головы. И, судя по тону записки Моргана, тот разделял его опасения.
Но как он будет действовать, когда окажется на месте? Вспыльчивые «Сыны Уэльса» по сути правы. Нельзя допустить без борьбы, чтобы Нортклифф посадил своего человека на освободившееся место в парламенте. Рис не сомневался, как поступит молодой граф. Все, что ему нужно, так это убедить горожан, будто время для выборов уже упущено, и их следует отложить, что сделает заведомо невозможным избрание для большинства кандидатов. Не секрет, что членство в парламенте — предприятие весьма дорогостоящее и нелегкое, поэтому в Кармартене вопрос с кандидатом обычно не решался в одночасье. Но если победа достанется кандидату Нортклиффа…
Этого нельзя было допустить. Рис нахмурился. В голове у него вертелись несколько вариантов… разумеется, тех, которые не приведут к кровопролитию. Вдруг его осенило, и Воган улыбнулся. О да, это может сработать. Это обязательно должно сработать.
Когда же он и его спутник после двухчасовой изнурительной скачки добрались наконец до книжной лавки, план действий окончательно оформился в его голове. Судя по шуму, который доносился из подвальчика, он приехал не слишком рано.
«Странно, что городская стража их еще не разогнала», — мрачно думал Рис, спускаясь по лестнице.
У кафедры на возвышении он увидел Моргана, тщетно пытавшегося привлечь к себе внимание собравшихся. Но толпа была слишком возбуждена, чтобы прислушиваться к его словам. Всеобщее внимание было приковано к темпераментному молодому рабочему, стоявшему в противоположном конце комнаты. Он призывал к немедленному восстанию.
Знакомые запахи книжного клея, пыли и пота вернули Риса на шесть лет назад, в те времена, когда он был таким же юным, пылким и так же пламенно ораторствовал с этой самой кафедры. То был первый и последний раз, когда он призывал к революции. Аудитория, внимавшая ему тогда, была той же — те же недовольные властью торговцы и фермеры, те самые отчаянные националисты-радикалы.
Все было так же, как прежде. За исключением одного — в руках у людей он увидел оружие. Смуглолицые молодые люди с молотками и дубинами стояли здесь плечом к плечу с мужчинами постарше, принесшими с собой кирки и топоры. И все они вторили крикам оратора о справедливости.
«Справедливость!» — с горечью думал Рис, прокладывая себе путь сквозь бушующую толпу. Он тоже хотел справедливости, но потом узнал, что добиться ее чертовски трудно.
Морган наконец заметил Риса, и на его лице отразилось огромное облегчение. Воган взобрался на кафедру и сквозь рев толпы прокричал Моргану:
— Давно это все продолжается?
— Уже час. Собрание совета начнется через полчаса, и они хотят силой убрать кандидата Нортклиффа. Они давно уже пытаются давить на него, запугивать, чтобы он отказался от своей кампании.
— Да. Когда это произошло в последний раз, пятерых участников арестовали и приговорили к службе во флоте. — Рис показал на молодого оратора. — Кто он?
— Его зовут Том Эббрелл. Это все, что я знаю о нем.
— Послушайте меня! — крикнул Рис, но сам не услышал своего голоса. Неподалеку он заметил мужчину, который размахивал увесистой дубинкой буквально перед самым носом Вогана.
В одно мгновение Рис уже вырвал из его рук грозное оружие и, крепко зажав его в кулаке, ударом разнес в щепки ближайший стул.
Только теперь толпа обратила внимание на новоприбывшего. Гомон постепенно стих, и даже Эббрелл уставился на Риса, открыв рот от удивления.
И Рис не замедлил воспользоваться наступившей тишиной:
— Для тех, кто не помнит меня, представлюсь. Я Рис Воган, — начал он по-валлийски. — Я тот, кого Норт-клифф выдал вербовщикам.
По толпе пробежал ропот. Том Эббрелл подошел к Рису и протянул руку.
— Я много слышал о вас, сэр. Я читал ваши памфлеты еще подростком и благодаря им узнал, как обманут и угнетен Уэльс. Ваши памфлеты разбудили мое сердце.
После секундного колебания Рис пожал ему руку.
— За эти памфлеты я надолго угодил в английский военный флот. — Он сказал это громко, чтобы слышали все.
— Это не из-за памфлетов, а из-за этого дьявола Нортклиффа, — вмешался Эббрелл. — После смерти старого Нортклиффа он только и думает, что о своем человеке в парламенте и считает, что сэр Дэвис — самая подходящая для этого кандидатура. Но мы ему еще покажем!
Толпа согласно заревела, но, когда Рис поднял руку, мгновенно угомонилась.
— Вы выбрали благородный путь борьбы. — Он вложил в голос всю силу своего былого революционного энтузиазма. Прошло чертовски много времени с тех пор, как он обращался к людям по-валлийски, и он боялся, будут ли его слова понятны юному поколению «Сынов Уэльса». Однако ж он продолжал, надеясь страстностью заменить недостаток былого красноречия. — Мы должны сорвать планы Нортклиффа. — Он поднял вверх дубинку. — Но дубинками и топорами тут не поможешь. Этим вы добьетесь лишь того, что вас всех уволят — диких необузданных людей, чьим мнением можно пренебречь.
В толпе послышался сердитый ропот, а взгляд Тома Эббрелла вспыхнул от гнева.
— Как вы можете так говорить? — воскликнул он. — Вы не хотите увидеть, как восторжествует справедливость, как падет Нортклифф? Куда делись все ваши слова о свободе Уэльса?
Рис обвел взглядом аудиторию.
— Свобода имеет свою цену. И иногда во имя ее мы должны следовать благоразумию, вместо того чтобы с криками рваться вперед, как стадо буйволов.
Он пристально вглядывался в лица раздраженных усталых мужчин и неожиданно подумал об их женах и детях. Интересно, сколько жен возражало против политической активности своих мужей? Шесть лет назад ему не было до этого дела, даже когда Летиция осудила их действия на том памятном собрании. Но сегодня… лица Эвана и Джулианы не шли у него из головы… и рассказ мальчика о том, как она плакала после его исчезновения.
