На балконах, на которых обычно после заката солнца сидели и обменивались сплетнями креолы, никого не было. На скамеечках, возле домов, сидели в основном слуги.
Вытерев со лба пот носовым платком, Анжела принялась размышлять, где же ей отыскать дядюшку Этьена. Конечно, его сейчас не было в его маленьком душном домике. На перекрестке узкой улочки возвышалось трехэтажное здание с двумя рядами галерей. Анжела опять села в карету и указала Жюлю на украшенную гербом дверь с вывеской: "Торговая биржа".
— Пойди туда и сообщи месье Этьену, что мне нужно с ним поговорить.
Через несколько минут из дверей выплыл дядюшка Этьен. Он еще больше раздобрел после отъезда из Беллемонта, но все еще оставался импозантным мужчиной.
Перейдя через тротуар, он, забравшись к ней в карету, уселся рядом.
— Ах, моя дорогая Анжела, — сказал он, и от него потянуло резким запахом спиртного. — Как тебе удается так хорошо выглядеть в такую жару?
— Я не употребляю виски, дорогой дядюшка.
— Но только с его помощью я и способен выносить такую жару. Что привело тебя сюда?
— Я приехала, чтобы пригласить вас пообедать вместе со мной. Вы сейчас свободны?
— Моя дорогая, для тебя я всегда свободен.
— Вот и хорошо. — Не закрывая дверцы, она крикнула Жюлю: — Отвези нас в "Ласковый теленок", — приказала она ему.
"Ласковый теленок" был рестораном с номерами для путешественников на углу улицы Святого Петра и Шартр, прямо напротив старой городской управы, бывшей когда-то резиденцией покойного барона Понтальба. Они поднялись по лестнице в зал ресторана. Метрдотель, который был знаком с ними обоими, проводил их к накрытому свежей скатертью столику и, щелкнув пальцами, позвал официанта. Дядюшка заказал две куропатки и вина к ним. Осведомившись, как поживают Мелодия и Жан-Филипп, он сказал:
— Тебя привело ко мне в такой жаркий день какое-то весьма важное дело, не так ли?
— Дело касается одной старинной сплетни, которую постоянно повторяет Мими. Но прежде я должна вам рассказать о том, что произошло вчера в "Колдовстве". — Она рассказала все, что ей было известно об избиении Оюмы Жаном-Филиппом, и поняла, что он очень удивился.
— У этого Жана-Филиппа не такой уж уживчивый характер, не правда ли? Оюма сильно пострадал?
— На лице у него останутся шрамы, но, кажется, все обошлось. Он крепкий парнишка, и Мими делает все возможное, чтобы не допустить заражения. Однажды она явилась ко мне с этой басней по поводу Мелодии…
— Какой басней? — спросил дядюшка Этьен.
Анжела старалась выбирать более подходящие слова, но это у нее плохо получалось. В конце концов она решительно выпалила:
— Дядюшка, у вас никогда не вызывало подозрения… что Мелодия родилась слишком рано?
К ее великому огорчению, он отвел от нее взгляд. Подозвав официанта, он раздраженно проговорил:
— Где наше вино? Прошу вас немедленно его принести!
— Сию минуту, месье.
Когда официант удалился, он сказал:
— Почему я должен об этом думать? Когда родилась Мелодия, Клотильда жила в Филадельфии. — Он все еще отводил глаза от Анжелы, и сердце у нее оборвалось. — Когда ее привезли к нам, она была ребенок как ребенок. Твоя тетка Астрид, она… — Он осекся, но потом возмущенно спросил: — Почему ты меня об этом спрашиваешь?
Официант вернулся с бутылкой вина и двумя фужерами. Они молча разлили вино. Когда он отошел от стола, она сказала:
— Мими утверждает, что Филипп был отцом Мелодии.
Дядюшка поднял свой фужер и поднес его к губам:
— Мими за это нужно выпороть, — угрожающе зашипел он. — Я никогда не хотел, чтобы ты узнала об этой сплетне.
— Какой?
— Ну, слушай. Клотильда ничего нам не сказала ну… знаешь, Астрид всегда пыталась сложить два и два, и иногда в результате у нее выходило пять.
Официант принес им куропатки, прекрасно зажаренные с овощами.
— Рекомендую, месье, вот эту приправу, — сказал он, ставя на стол соусницу.
Этьен кивнул, и они продолжали сидеть молча. Наконец он сказал:
— Ты ведь не была с ним счастлива, а?
— Какое-то время я была не небесах. — Анжела, взяв вилку, начала чертить ею круги на скатерти. — Но потом… я вам кое-что еще не сказала, Жан-Филипп — не мой сын. Его мать… — Она сглотнула слюну, пытаясь не говорить того, чего она поклялась никогда не произносить вслух. Но соблазн рассказать обо всем был слишком велик. — Его мать — Минетт, — прошептала она. — Вы помните…
— Мин… — Заставив себя не выкрикнуть громко это имя, он торопливо схватил фужер и, поднеся его ко рту, большими глотками жадно осушил его. Дядюшка Этьен удивленно уставился на Анжелу и ядовито прошипел.
— Если бы я смог выкопать маркиза из могилы и убить его, я бы, не задумываясь, это сделал! Каналья!
— Значит, то, что сказала Мими, правда?
Он посмотрел на нее и только повторил:
— Каналья!
Анжеле теперь казалось, что нужно было настоять на встрече с дядюшкой в его небольшой конторке в "Понтальба билдинг". Она покачивала головой, пытаясь перебороть слезы.
— Вы способны убить Филиппа, вы говорите, что Мими нужно выпороть за ее сплетни, но что вы скажете по поводу моей собственной семьи? Что, например, вы можете сказать о моем отце? Ведь он был вашим братом, дядюшка Этьен, но вы никогда не угрожали отхлестать его кнутом и никогда не обзывали мерзкими словами. А что по поводу моей матери… — Она осеклась. — На протяжении долгих лет я притворялась, что мне неизвестно, что даже до смерти моей матери Мими значила для него куда больше. Или что у меня есть единокровные брат и сестра… Я всегда любила Мими. Она для меня была кем-то гораздо большим, чем собственная мать… но что мой отец отдавал предпочтение ее детям, а не мне, его законному ребенку, — это уж слишком!
— Что ты выдумываешь? — спросил дядя. Ему стало явно не по себе от сказанного Анжелой. — Все это лишь игра твоего воображения! — Разве не тебе оставил твой отец поместье "Колдовство"? Разве не он научил тебя работать на плантации? Само собой разумеется, он любил тебя! Как любил он и твою мать…
Анжеле стоило большого труда сохранять самообладание.
"В таком случае — почему, почему?"
Дядюшка Этьен выглядел ужасно несчастным. Подняв фужер, он пристально изучал рубиновый цвет вина и наконец сказал:
— Ты была тогда слишком юной, чтобы понять тот ужас, который нам пришлось пережить, дорогая Анжела. Нам с твоим отцом удалось избежать гильотины во Франции, но лишь для того, чтобы столкнуться с тем же в Санто-Доминго. Во Франции у нас было все, но нам пришлось все бросить, захватив с собой лишь драгоценности наших жен, — кроме того, нам постоянно угрожали эти дикари. Ты, вероятно, мало помнишь об этом времени, но, скорее всего постоянная напряженность и страхи, пережитые в том доме, сказались и на тебе… Мими спасла нас, в противном случае, нас либо прикончили бы, либо сожгли бы заживо…
