То было не просто насмешливое двустишие; то было выражение нарастающего людского недовольства и неприязни.
Вскоре его стали распевать на улицах. Я больше, чем когда-либо, тосковала по прежним временам в Миддлхеме. С тех пор, как Ричард надел корону, мы почти не знали радости. Как я жалела, что епископ Батский и Уэльский сделал свое разоблачение! Как жалела, что королем не является Эдуард Пятый!
По всему побережью постоянно наблюдали, не покажутся ли корабли, потому что вторжение теперь казалось неизбежным. Находящийся на континенте Генрих Тюдор готовился отнять у Ричарда то, что не принесло ему и крупицы счастья.
Ощущалась жгучая потребность в наследнике. Я готова была отдать Ричарду все, что имею. Но по иронии судьбы не могла дать того, в чем он больше всего нуждался.
«Я зажилась на свете. Не будь меня, — напоминала я себе, — он мог бы жениться снова. Мог бы произвести на свет сына, и у страны появилась бы новая надежда».
Смерть идет ко мне слишком долго. Появились новые слухи. О Ричарде стали говорить самое дурное, что только можно выдумать.
Я знала об этом по взглядам на мою еду, которую большей частью подавали мне в комнату из-за моей слабости. Догадывалась, что на уме у моих фрейлин. До моих ушей долетали обрывки произносимых шепотом фраз.
Королю надоела больная, бесплодная жена. Она стала для него бременем, он не может больше с ним носиться. Ему надо думать о собственной безопасности. И он велит подсыпать королеве в пищу яд, чтобы побыстрее от нее избавиться.
Прошло три месяца с Рождества, когда Елизавета Йоркская появилась в таком же платье, как и я, показывая, до чего мы непохожи — одинаковая одежда лишь подчеркивала контраст между нами. Она была такой искрящейся, цветущей, блестящей рядом с этим несчастным существом, тощим, бледным, болезненным.
Кто-то предсказал мою смерть, и на улицах стали говорить, что я уже умерла.
Узнала я об этом, когда одна из служанок при встрече со мной чуть не упала в обморок. Она закричала:
— Я видела призрак королевы! Бедняжка, она явилась тревожить нас. Неудивительно...
Меня это расстроило. Я почувствовала себя заживо похороненной. Убитой... ядом, подсыпаемым по велению мужа!
Я сидела в кресле, с распущенными волосами, в халате, потрясенная, ошеломленная.
Ричард застал меня такой.
— Почему у меня такая слабость? — спросила я его. — Ты не знаешь, Ричард? Чем я заслужила смерть?
Он взял мое лицо в ладони и поцеловал меня.
— Почему ты так говоришь? Анна... моя Анна... ты заслуживаешь жизни и будешь жить.
Я покачала головой.
— Нет. Моя смерть близка. Я это чувствую. И жалею, что всегда была такой слабой,
— Анна, дорогая, — сказал Ричард, — не говори так. Ты всегда была очень дорога мне. Приносила громадное утешение во всех моих несчастьях. Помнишь, как жалела меня в Миддлхеме? Я очень уставал... а ты хранила мою тайну.
— Ричард, это было давно.
— Анна, приободрись. У тебя нет причин унывать.
На миг я ему поверила. И устыдилась того, что, пусть ненадолго, позволила себе дурно думать о нем.
Однако ночью эти сомнения вернулись. Ричард очень добр со мной, очень мягок. Так откуда у меня эти мрачные мысли? Почему я позволяю себе сомневаться в нем? Он не может жениться на своей племяннице. И хочет, чтобы я оставалась с ним, чтобы утешала его, как всегда.
Наступил март, с ним приходит предвестие весны. Но я не увижу ее.
Говорят, сейчас затмение солнца. Это символично. Земля погружается во тьму. Однако свет на землю вернется. Но ко мне уже нет. Вокруг меня сплошной мрак. Я очень многого не увижу, очень многого не узнаю.
Уильям Кэкстон (1422—1491) — английский первопечатник.
«Рэт» по-английски крыса, «кэт» — кот.
