После произошедших смертей и бедствий она и не надеялась что-нибудь спасти.
Чего ей, в конце концов, было нужно от жизни? Любовь, дом, семья. Отец, который бы не был мошенником. Очаровательный принц, который бы не был убийцей.
Боже, что, если Николас ненавидит ее?
Ненавидит за то, что она вывела на него Питера, что она пыталась лишить его наследства, что ради достижения своих целей заставила его жениться на ней, что из-за нее Шенстоуна больше нет.
Она ненавидела саму себя. Презирала за то, что была такой легковерной, доверчивой, наивной.
Нельзя строить жизнь на предательствах. Она не представляла, как сможет жить сама с собой. Николас тем более не захочет с ней оставаться.
Теперь он был графом Шенстоуна, и для него открыт весь мир и все женщины.
Возможно, ей стоило просто уйти.
Тайны… Больше никаких тайн, кроме одной. Он никогда не расскажет ей об Уоттоне, о том, как близко он был от нее, как сильно желал в течение такого длительного времени.
В конце концов, он отобрал у нее жизнь, которую она вела, заключил с ней сделку, запугивал ее, заставил быть заложницей Питера и куклой в своих руках. И при каждом удобном моменте он заваливал ее на кровать.
Именно так следует заставлять женщину себя желать.
Единственной умной вещью, которую он сделал, была женитьба на Элизабет.
И даже в женитьбе он постоянно сомневался. Что, если она хотела с ним развестись?
Черт побери. Только не сейчас, когда все уладилось, миссия завершена, враги побеждены и они могут начать новую жизнь.
Нет. Только не это. Он не позволит Элизабет уйти от него.
Из городского дома. Он стоял на крыльце, размышляя, найдет ли он внутри Элизабет?
Есть только один способ узнать, там ли она.
Он медленно поднялся по ступенькам и открыл дверь.
В коридоре:
— Элизабет!
В гостиной:
— Элизабет!
В кабинете:
— Элизабет!
И затем с неистовым криком «Элизабет!!!» он понесся вверх по лестнице.
Она появилась в дверях одной из спален.
— Я здесь, Николас.
— Слава Богу.
Слова повисли в воздухе. Насколько она была смелой? Элизабет размышляла: стоило ли делать выводы из такого своеобразного признания или притвориться, что ничего не произошло?
На таких условиях она вполне смогла бы с ним жить, разве нет?
— На самом деле? — робко спросила она.
— Что на самом деле?
— Ты благодаришь Бога…
— За то, что ты здесь, что ты не умерла в том тоннеле, что вышла за меня замуж? — нетерпеливо переспросил он. — Да, я благодарю Господа за тебя, а также за надежду на то, что все хорошо закончится, ведь я должен разобраться с Красновым и спасти мечту твоего отца. Мы заново выстроим Шенстоун. Мы…
— После всего, что произошло? После того, что я натворила?
— После того, что натворил я. Здесь только моя вина. Моя ложь, мое предательство. И мне придется с этим жить. Но я не позволю потерять ни титул, ни жизнь, ни тебя. Я не позволю себе лишиться всего, что у меня сейчас есть.
Такого подарка она не ожидала. Он принимал груз ее грехом и прощал ей весь позор.
— Я не позволю тебе развестись со мной, после того как ты вынудила меня жениться на тебе.
— Нет, — прошептала она, чувствуя, как глаза наполняются слезами. — Я не представляла, чем закончится мой шантаж.
— Именно так, — заботливо проговорил он. — Поэтому мы останемся верны нашему браку и тому, каким образом он родился. Я знаю, что ты не любишь меня… пока еще.
Почти люблю, подумала она. Она была практически готова в него влюбиться.
— Но я подумал, что смогу обменять это… — он вынул из кармана длинное ожерелье, заканчивающееся крупной, блестящей жемчужиной, — на поцелуй.
— Просто на поцелуй? — Она помнила тот поцелуй.
— Просто поцелуй. — Он перекинул ожерелье через ее плечи, шестьдесят дюймов прекрасных, безупречных жемчужин и крупный кулон, висящий немного ниже ее живота.
Она почувствовала, как напряглось ее тело и как по нему побежали искорки наслаждения. Ее тело все еще помнило.
— На поцелуй согласна.
Он прижал ее к себе и склонился к ее лицу.
— Просто поцелуй, — прошептал он вплотную к ее губам и глубоко проник языком в ее рот.
Просто поцелуй. Всепоглощающий, глубокий, жаркий поцелуй.
Просто плотное кольцо его рук вокруг нее.
Просто мысль о том, что будет завтрашний день.
Просто символическое ожерелье и то, что оно означало для нее.
Просто все то, что заключалось в соблазнительном сногсшибательном поцелуе.
Обнимая его, она подумала, что только на поцелуе, пожалуй, останавливаться не стоит.
Автор допускает в романс исторические неточности, вольно трактуя отдельные факты. — Примеч. ред.
Стоун — мера веса, равен 14 фунтам, или 6, 34 кг. — Примеч. Пер
Фатом — морская сажень = 6 футов (182 см
«Виктория» — легковая автомашина с откидным верхом. — Примеч. пер.
