Он подбежал к ней, присел перед ней на колени и протянул ей белую, величиной с кулак, раковину, которую перед этим достал со дна.
– Это тебе.
– Спаси-и-ибо! – Ее сияющий взгляд ранил его где-то в сердцевине тела.
Она была более открыта, более радостна, чем Нилам, и более простодушна. Ее не окружала мрачная тень, в ней не было преждевременной, недетской серьезности; он надеялся, это означало, что она росла в любви и заботе и никогда не была так одинока, как ее мать когда-то.
– А это отдай своей маме.
Раковина каури, пятнистая, как леопард.
– Такая есть и у меня! – восторженно воскликнула она. – Я нашла ее в павильоне! Под кроватью, в самом углу. А в выдвижном ящике нашла и другие вещи. Черный камень, похожий на корабль. И веер, но он сломан. И…
– Отдашь это маме, хорошо? – выдавил он из пересохшего горла. Он подавил в себе желание погладить девочку по голове или взять ее на руки. – А теперь быстро беги домой!
Прижав к себе ценные раковины, Джо легкими ногами бежала по саду. Мужчина был странный, немного страшный, но все-таки милый. Только выглядел ужасно печальным, когда она ему еще раз помахала от прохода в стене.
С клокочущим счастьем внутри она пробежала вдоль стены и продралась сквозь заросли. На деревянной веранде следовало соблюдать осторожность, некоторые доски там проломились. Через высокую траву легко упасть, а ступени были частично гнилые.
Джо внимательно перепрыгивала на те места, которые знала как надежные, и побежала в комнату с покосившейся кроватью.
Здесь было как под водой, сумеречно, почти темно. Мир в себе, погруженный в пугающе красивое зеленое мерцание. Воздух, который она вдыхала, был влажным и пах морем, водорослями и солью. Весело, что от того дяденьки пахло тем же самым, когда он опустился перед ней на колени.
Одной рукой она дергала покоробленный выдвижной ящик, пока он не выдвинулся на достаточное расстояние. В большом доме у нее была целая комната, полная игрушек, но ни одна из них не была так хороша, как ее тайные сокровища в этом ящике. Как весь этот домик.
Ее сказочный замок. Ее султанский дворец. Ее пиратский корабль.
Она нежно погладила неровный камень, который был заколдованным кораблем. И сломанный веер, в остатках облетевшей краски которого она открывала все новые магические картинки. Рядом лежали обломки гребня, который, несомненно, принадлежал когда-то заколдованной принцессе, и браслет из мелких ракушек, многие из которых раскрошились, но, несмотря на это, она иногда надевала его на запястье и любовалась им.
Белую раковину она положила среди мелких завитых раковин, найденных на пляже, когда она ходила с мамой плавать или гулять, среди одиночных створок в форме сердца и тех, что походили на витой рог сказочного существа. Она поднесла пятнистую коричневую раковину к такой же своей и сравнила их. Да, она была в точности такая же, только без скользкого мха.
Улыбка на ее губах погасла. Такие раковины просто так на песке не валяются, Джо это знала, да и мама ей говорила. Они встречаются только на глубине моря. Если она отдаст раковину маме, придется ей сознаться, что она была на пляже одна, хотя это ей и запрещалось; она еще не так хорошо умела плавать для такого огромного, дикого моря, была еще мала и слаба. А ведь она еще и разговаривала с незнакомцем и приняла от него подарок…
Лицо ее испуганно скривилось.
– Джо-хо! – Она вздрогнула, заслышав голос матери от дома, призывный и ласковый. – Где ты, Джо? Иди ужинать!
В панике она кусала губу. Она не хотела врать, но правда не сулила ей ничего хорошего.
– Джо-хо! Жози-Рози! Куда ты подевалась?
Завтра. К завтрашнему дню она что-нибудь придумает. Завтра она отдаст раковину маме.
От этого мудрого решения ей стало легче, она с трудом задвинула ящик и бросилась бежать.
Георгина не могла отвести взгляд от рослого, приятного на вид молодого человека, который мягкой поступью шагал рядом с ней по песку, с прямой спиной, руки небрежно засунув в карманы. Когда ветер, треплющий его кофейно-темные волосы, дул ему в грудь, его свободная рубашка навыпуск облегала его стройное тело, его широкие плечи.
Она не могла наглядеться на его выразительный профиль, на резкие контуры скул; на волевом подбородке он при бритье просмотрел пару щетинок.
Иногда их взгляды встречались – его серые как дождевые тучи глаза под тяжелыми дугами бровей с ее любующимися глазами. Тогда они улыбались друг другу, почти робко, но все же с глубоким доверием, которое обходилось немногими словами.
Мой сын. Георгина дивилась этому красивому незнакомцу, в котором все еще можно было разглядеть ребенка, которого она родила, но сопровождала на очень коротком отрезке жизни.
– Расскажи мне про Дэвида, – тихо сказала она в шуме волн. – Как у него дела? Ваши письма приходили так редко и всегда были такими короткими.
Дункан поднял уголки губ в улыбке, которая осветлила его лицо, загоревшее до бронзовой темноты на палубе во время долгой поездки из Саутгэмптона в Сингапур.
– Мы нормальные парни, мама! Не поэты, чтоб долго писать. – Голос у него был низкий, еще царапающий на полпути к мужскому, но обещал стать полным и мягким. – У него все хорошо. Работа в фирме нравится ему куда больше, чем учеба. Дядя Сайлас и дядя Стю говорят, что он далеко пойдет.
Георгина кивнула. В его голосе звучало что-то невысказанное, и это заставило ее прислушаться, но она так ничего и не уловила; сам скажет, когда придет время.
– У дедушки не очень хорошо дела, да? – спросил Дункан после некоторой паузы.
На глазах Георгины выступили слезы, она их быстро вытерла:
– Да.
– Так плохо?
Она остановилась, зарылась носками в песок, но знала, что это не придаст ей устойчивости: она давно не чувствовала под ногами твердой почвы.
Нахмурив брови, она смотрела в морскую даль, покрытую легкой рябью, в это лазурное поле, над которым кружили птицы.
– У него… опухоль. Доктор Литл говорит, что ничего не может для него сделать, кроме обезболивания. На то время… что еще ему осталось.
– Мама. – Всего одно слово, произнесенное шепотом и осторожно, но как много в нем было всего.
Ужас. Тревога. Забота. Сокрушенность. Попытка утешить.
Георгина улыбнулась ему, чтобы поблагодарить, и старалась сохранять мужество, но это у нее плохо получалось. Она потерла его ладонь, которую он положил ей на плечо, и хотела идти дальше, но Дункан застыл на месте.
– Это, наверное, бессердечно с моей стороны. – Он поднял плечи, потянув за ними и брюки, в карманы которых были зарыты его руки, так что больше походил на мальчика, чем на взрослого мужчину восемнадцати лет. – Но я надеялся, что дед смог бы мне помочь. Или ты, может быть.
