– Не спеши, любимая. Первый раз бывает только однажды, – зашептал ей на ухо Эдвард. – Ты так хороша сейчас. Я желал этого с того момента, как впервые обратил внимание на твои крохотные ступни, на твою соблазнительную грудь, на твой подвижный рот...
Он бормотал что-то нежное, но Флоренс почти не слышала его слов, захваченная танцем двух тел. Она едва заметила, как рука Эдварда скользнула вниз и принялась ласкать ее там. Наслаждение, сначала робкое и слабое, развернуло крылья и порхало где-то рядом, готовое подхватить и унести прочь.
Но ее любимый, казалось, не мог целиком отдаться происходившему, словно пытался сохранить хладнокровие. Даже частое, хрипловатое дыхание и жадные поцелуи, которыми он покрывал шею и лицо Флоренс, не скрыли от нее этого.
– Почему ты так напряжен?
– Я не должен терять голову, милая. Мне нужно успеть остановиться прежде, чем мое семя прольется в тебя, – с отчаянием простонал граф.
– Забудь об этом, я хочу принять тебя целиком.
– Но тогда это будет настоящая брачная ночь, ведь ты можешь забеременеть.
– Для меня это и есть брачная ночь, милый. Я люблю тебя, и никто другой мне не нужен. Я хочу носить твоего ребенка.
На несколько секунд Эдвард остановился, внимательно посмотрев на Флоренс, словно не до конца поверил тому, что услышал. Затем он простонал ее имя и возобновил движения, все быстрее и чаще. На этот раз не только его тело – даже его лицо было расслабленным, и на нем отражались все чувства, которые он испытывал. Толчки стали мощнее и чаще, словно слова Флоренс заставили Эдварда переступить все мыслимые границы. Он почти рычал, сжимая ее в объятиях, словно огромный медведь, а Флоренс, почти задыхаясь, стонала от щемящего чувства счастья – счастья принадлежать любимому мужчине.
Наслаждение, чуть задремавшее, снова проснулось в ней и вернулось с новой силой. Странные, ритмичные спазмы все чаще сжимали все внутри, и когда Эдвард вдруг заревел от невероятного освобождения, девушка ощутила толчки внутри, похожие на сладкие, тягучие конвульсии. Она закричала, сминая пальцами ткань одеяла и выгибаясь вперед, и в этот момент семя Эдварда пролилось внутри ее.
– Господи, – прошептала она, спустя недолгое время после того, как гроза отгремела. – Я хочу снова повторить это.
Плечи Эдварда, лежавшего рядом, затряслись – он беззвучно смеялся. Перекатившись на бок, он нежно поцеловал ее в шею и пробормотал:
– В таком случае, милая, тебе придется немного подождать.
Графу казалось, что весь мир, до этого всю его жизнь кружившийся в бешеном ритме, вдруг остановился и замер только для того, чтобы дать ему почувствовать настоящее счастье и покой. Словно именно сейчас он, Эдвард Бер-рук, граф Грейстоу, нашел себя. Сердце стучало ровно, до самых краев заполненное любовью к женщине, лежавшей на его плече.
Разве он мог предположить, что все обернется таким образом? Эта ночь оказалась самой невероятной ночью в его жизни – полной открытий'и потрясающего наслаждения. Теперь Флоренс принадлежала ему целиком и совершенно не возражала против этого. Она сказала, что хочет носить его ребенка. Воспоминание об этом заставило сердце сжаться.
Неужели это только начало? Неужели впереди еще сотни, тысячи таких ночей и еще столько же дней, предназначенных для того, чтобы проводить их вместе?
Ощущение было настолько невероятным, что воздух казался гуще, а Флоренс, лежавшая рядом, – хрупкой и призрачной, словно фея.
Фея, которую он поведет под венец. Разве мог он просить у Бога большего?
Спустя некоторое время Эдвард провел Флоренс в свою ванную комнату, скорее напоминавшую бассейн. Пол и края ванны были выложены черным мрамором с белыми прожилками, краны и трубы были отделаны позолотой. Здесь граф с невестой провели не меньше часа, предаваясь ласкам и отдыхая в теплой воде. Флоренс, сидевшая на бортике, подставляла руки и спину, позволяя Эдварду мыть себя мягкой мочалкой.
– Ты – повелительница животных, – с усмешкой сказал граф, вновь проникая в нее.
На этот раз все произошло прямо в воде, и это было еще удивительнее, чем в постели. Не было тревожного ожидания, не было пугающего чувства неизвестности – только всепоглощающее желание принадлежать любимому человеку. Эдвард показал ей, как много потаенных мест находится внутри женщины и как можно их возбудить во время прелюдии, как можно ими управлять.
– Скажи мне, как тебе нравится больше всего, – говорил он, желая узнать Флоренс как можно ближе.
Девушка ласкала его губами, заставляя стонать и просить большего.
– Когда ты делаешь так, – бормотал Эдвард, – я становлюсь игрушкой в твоих руках. Даже самый сильный мужчина не прочь стать слабым в женских объятиях.
Ближе к утру Флоренс отправилась к себе, чтобы переодеться, но Эдвард, не желавший отпускать ее даже ненадолго, последовал за ней. Он настоял на том, что сам оденет ее, и велел Лиз взять выходной.
Но когда граф увидел Флоренс в нижнем белье, едва угасшее желание снова разгорелось в нем. Даже после долгих бессонных часов любви он чувствовал себя возбужденным.
– Проклятие! Я просто не могу насытиться тобой, – буркнул он хмуро, затягивая на девушке корсет.
И, словно опасаясь потерять хотя бы мгновение, он повернул Флоренс к себе спиной, чуть толкнув на кровать, и быстро сдернул кружевные панталончики. Так она и застыла, покорная, в то время как Эдвард изумленно – словно впервые – рассматривал ее обнаженные ягодицы. Затем он набросился на нее, как дикий зверь, и взял ее сзади, неистово и яростно. Но даже в этой силе и резкости Флоренс находила наслаждение.
Эдвард сжимал ее ягодицы, кусал ее за шею и бормотал что-то бессвязное. В этот раз он был так возбужден, что все кончилось очень быстро.
– Прости, я был груб, – виновато сказал он, поворачивая девушку к себе. – Я даже не дал тебе шанса расслабиться.
– Разве я возражала? – улыбнулась Флоренс, взяв ладонями его загорелое лицо. – Не так уж и важно, как ты это делаешь. Мне всегда будут нравиться твои ласки, даже грубые.
Эдвард покраснел от удовольствия и попытался скрыть смущение, завалив Флоренс на кровать.
– Нам нужно отдохнуть, ты не находишь?
Здесь они и уснули, полуодетые, едва успев укрыться, и проспали почти дотемна.
Разбудил их негромкий, но настойчивый стук.
– Мисс Флоренс! – раздался за дверью тонкий голосок Лиз, – Лорд Грейстоу! Вернулся виконт Бербрук!
Эдвард вскочил с постели так стремительно, что голова Флоренс, лежавшая на его плече, скатилась вниз. В полумраке комнаты его лицо казалось неестественно бледным.
– Фредди! – воскликнул он, прижав руку к груди. По этому жесту Флоренс поняла, что судьба брата не дает графу Грейстоу покоя, особенно после того, что произошло этой ночью.
