Он был рад, что отца нет в живых.
Услышав, что кто-то бежит по дороге к Розовой Горке, он спрятался за толстой бетонной плитой и ждал. Он был безоружен. Его можно было убить, и у него не было бы возможности защититься. Сквозь дыру в крошащемся бетоне он увидел человека — негра, — стоявшего на безлюдной дороге, с пистолетом в руке. Хорейс присел ниже, а человек побежал назад, за дом, и покрытая ракушками почва захрустела, когда он вбежал внутрь развалин, по широкому центральному коридору и опять к передней стороне. Хорейс подумал о Деборе и детях. Не надо было сюда приезжать в одиночку. Могли пройти месяцы, даже годы, прежде чем здесь найдут его тело. Он видел, как негр прошел через двор, потом остановился и почесал голову. Он стоял так, спиной к Хорейсу не меньше минуты, как бы решая, что делать дальше, потом крикнул:
— Масса Хорейс!
У Хорейса пересохло во рту.
Джули крикнул еще раз, без особой надежды:
— Масса Хорейс, вы здесь?
Солнечный свет внезапно погас, как будто его задули, и над пустыми помещениями Розовой Горки на небе закрутились черные штормовые облака. Задул сильный ветер, поднимавший вихри пыли и листьев, гнавший в глаза Хорейса песок, когда он вышел из-за стены, за которой он прятался. Джули обернулся, и оба они стояли долго, глядя друг на друга. Слишком много произошло, слишком много изменилось, здороваться сразу было трудно. Потом Хорейс подбежал к другу и обнял его, не стыдясь слез. Джули тоже плакал.
— Джули, собака ты старая, — сказал Хорейс. — Ты представляешь себе хоть немного, как я рад видеть тебя?
— Да, сэр, — широко ухмыльнулся Джули. — Я знаю, как я рад вас видеть, масса Хорейс. — Лицо у него сделалось серьезным, сочувственным. — Вы — вы выглядите, как будто вам тяжело пришлось, сэр. У вас все благополучно?
— Теперь да, — сказал Хорейс, садясь на обломок старой стены. — Как ты узнал, что я здесь?
— Я живу в моей старой хижине в Блэк-Бэнксе, и я видел, как эти негодные негры погнались за вами, сэр. Я слышал, как они орали и стреляли, и постарался предупредить вас. Потому вижу, вы поехали в эту сторону. Я подумал, что вы поедете к дому вашего отца. — Говоря, Джули все время внимательно следил за дорогой на Джорджию.
— В чем дело? — спросил Хорейс. — Там никого нет. Сядь, мне очень нужно поговорить с тобой. Расскажи мне все, что случилось после моего отъезда.
— Не могу, масса Хорейс. Нет времени. Я сказал тем неграм, что живут у вас в доме, что я пойду сюда, чтобы помочь им найти вас. Я вот пришел предупредить вас.
— Они все еще ищут меня?!
— Да, сэр. Нет у них здравого смысла. Они откуда-то издалека. — Он вынул пистолет. — Лучше возьмите это, сэр. Вам он нужнее, чем мне.
Хорейс взял пистолет.
— Положение изменилось, не правда ли? — Потом он вспомнил Ларней. — Твоя мать умерла, Джули. Папа Джон здоров, по моим последним сведениям, но мама Ларней умерла во время сна.
— Да, сэр, я знаю. Мисс Мэри, она мне письмо написала. — Он слегка улыбнулся. — А я смог его сам прочесть, масса Хорейс.
— Молодец.
— Да, сэр. Это первое письмо в моей жизни. — Он беспокойно взглянул по направлению дороги. — Масса Хорейс, мне надо идти, но вы собираетесь когда-нибудь выкупить свое имение и вернуться домой?
— А есть какая-нибудь возможность откупить его, Джули? — Даже самый вопрос, заданный его другом, возбудил в нем первую слабую надежду. — Ты слышал, что кто-нибудь смог так сделать? Слышал?
— Нет, сэр, но я слышал, что с достаточной суммой денег это возможно.
Начал идти дождь, большими, отдельными тяжелыми каплями; всякий житель острова знал, что это может превратиться в ливень.
— Достаньте деньги и возвращайтесь сюда, сэр. Тут еще есть кое-кто из нас, прежних.
Джули собирался уходить, а он еще ничего не узнал.
— Сколько времени они находятся в Блэк-Бэнксе, Джули?
— Больше двух лет. Внутри они все разнесли, сэр. Как в церковке.
— Церковь? Они и в церкви безобразничали?
Джули посмотрел на песчаную почву, потемневшую от того, что дождь усилился. — Негры-солдаты. Сумасшедшие янки-ниггеры, солдаты! Но вы возвращайтесь, масса Хорейс, мы сможем опять это все наладить. Я буду каждый день ждать.
Хорейс сжал его руку.
— Назад не возвращайтесь до темноты, сэр, прошу вас. Спрячьтесь в церкви, пока не станет темно.
Джули ушел, исчез в лесу, его быстрые шаги заглушили гром и ветер, и проливной дождь, как будто он вовсе не был там.
Когда он ехал в бурю к церкви, Хорейс был близок к сомнению в том, что он виделся со своим старым другом. Джули так мало был там и так скоро ушел, что одиночество стало острее ощущаться. Он не мог найти объяснения для надежды, подсказанной другом. Всего лишь слух о том, что имея деньги он может выкупить Блэк-Бэнкс, — слух, рассказанный преданным негром, — был недостаточным основанием для того, чтобы надеяться. Но он надеялся.
Сначала он увидел крест на колокольне. Он был свернут на сторону, колокольня была разбита артиллерийским обстрелом. Подъехав ближе, он услышал, как ветер хлопает незакрепленной дверью о стену. Он подъехал до самых ступеней и долго сидел, борясь с приступом дурноты. Дождь слабел, но его куртка промокла насквозь, и с широких полей его форменной шляпы все еще стекали капли. Окна церкви были разбиты. Почему такое возмущение вызвал вид отвратительных шрамов войны на церкви? Тошнота прошла и на смену ей возник гнев, — гнев, потрясавший его душу как ветер тряс незакрепленные ставни и двери оскверненного маленького храма. Он попробовал рассуждать разумно. Война есть война; когда люди сходят с ума, им все равно, что за здание перед ними. Джули сказал, что это были черные. Какая разница? Он видел страшное дело рук белых солдат Шермана, — а также солдат из его собственной части. В способности к насилию между расами не было разницы.
— Здание — это здание, — сказал он громко. По крайней мере, они хоть не сожгли его и, может быть, они и не входили в него. Возможно, что Джули ошибался. Может быть, они только обстреляли его, проезжая мимо.
Он крепко привязал лошадь к дубу и поднялся по шатким деревянным ступеням. В течение всех лет, когда он был членом приходского совета церкви Крайст Черч, у него не было такого четкого ощущения причастности к ней, как сейчас.
Внутри темного, затхлого помещения он споткнулся, и мимо него пробежало семейство мышей, выскочивших из гнезда, сделанного из старой бумаги и одеял. Его глаза приноровились к сумраку. Солдаты Союза устроили в церкви бивуак. Часть скамей была перевернута и использована как койки; другие были разрублены на дрова. Пол был испорчен погодой и расколот и частично сожжен, и весь он был покрыт бумагой и отбросами, и грязью. Потом он увидел алтарь. Они использовали его как колоду для разрезания краденого скота. С тех пор, как солдаты ушли, прошел год, а может быть, два, но остатки — высохшие внутренности, отрубленные копыта и хвосты, и головы — все еще валялись в алтаре.
