Матрос мигом освободил свою жертву от лишней тяжести.
— С такими деньжатами мы, пожалуй, до весны протянем, — весело заметил его товарищ.
— А с ним что делать будем?
— Прикончим, что же еще.
Густава, привыкшего пугать окружающих, теперь самого парализовал ужас. На пороге смерти он вдруг впервые за всю свою жизнь, полную мерзостей, задумался о том, что ждет его на том свете. Ему вспомнились униженные им женщины, обездоленные дети, нищие, которых он презрительно отшвыривал от себя, старики, оставленные без средств. Он вспомнил тех, кто был лишь ступенью на его пути к могуществу, и тех, через кого попросту переступал либо шагал по ним, как по грязи. В длинной череде жертв его многочисленных преступлений перед ним, как живое, встало лицо Нелл. Разве не обещал он тысячу долларов тому, кто уберет Бирмингема с его пути к Рейлин, и разве не его обещание привело к смерти молодой женщины?
Фридрих с трудом отбивался от толпы демонов, волокущих его в ад. «Я не виновен!» — кричал он им, но голоса отвечали ему: «Виновен! Виновен! Приговорен к вечным мучениям!» Он тщетно пытался припомнить слова, с которыми обращаются к Богу, в то время как волосатая рука уже занесла над ним нож.
Фридрих зажмурился и… окровавленное лезвие упало на землю; затем со стоном упал тот, кто только что держал его.
— Вы можете надеть брюки, мистер Фридрих, — сказал ему знакомый голос. — Вам больше ничто не угрожает.
— Одни? — недоверчиво спросил Густав, натягивая дрожащими руками штаны на взмокшие толстые кальсоны.
— Я, кто же еще.
Повернувшись лицом к Хайду, Густав первым делом принялся застегивать пояс с монетами, совершенно забыв о том, что должен хотя бы поблагодарить человека, спасшего ему жизнь.
— Где ты был? Я ждал тебя почти месяц назад.
— Спасал свою шкуру. Руку надо было подлечить, вот я и не решался вылезать из берлоги. Все этот Бирмингем. Если бы не нанятые им ищейки и его дружок шериф, я бы появился раньше. Думал, они меня насмерть загонят. Ни ванны тебе, ни девочек — вот так и перебивался по тайникам целый месяц. Теперь мне все это надоело, и я решил не прятаться по болотам, а укрыться в публичном доме, где я в последний раз застал старого Купера. Собственно, я как раз туда и шел, когда увидел, что вы свернули в переулок. А что там с Бирмингемом? Его арестовали?
— Этот тупица шериф вообще ничего не хочет предпринимать. Ты убил девчонку ни за что!
Одни в ответ язвительно рассмеялся:
— Я не убивал, это Бирмингем ее зарезал. Лопни мои глаза!
— Врешь, Одни, это ты отвез ее туда, пообещав, что устроишь Бирмингему неприятности, а потом я узнал, что она убита. Зачем Бирмингему убивать Нелл, когда у него такая красивая жена?
Одни пожал плечами:
— Кто знает? Она ведь пообещала рассказать всем его гостям, что это он ее обрюхатил. Сдается мне, Бирмингем не очень-то хотел, чтобы все его дружки из высшего общества узнали, как он обошелся с девчонкой: сделал ей ребенка и пинком под зад. У этих господ порой не все в порядке с мозгами: репутация им важнее, чем чистота перед законом. Но нам-то с вами плевать и на то, и на другое, верно я говорю, мистер Фридрих?
— Не думаю, что Бирмингем настолько глуп, — пробормотал Густав. — Может, ты видел настоящего убийцу и решил, что это Бирмингем?
— Да я готов перед судом присягнуть: Бирмингем собственной персоной, только вот тысяча долларов не стоит пары лет в тюряге. Если уж я на это решусь ради вас, придется вам раскошелиться.
— Как насчет трех тысяч? — окинув Одни оценивающим взглядом, спросил Густав.
Одни презрительно шмыгнул носом:
— Я согласен пойти в полицию, только если вы сделаете так, чтобы люди сами обвинили шерифа, будто он потакает своему дружку Бирмингему.
— Это мне запросто. Когда начинать?
— Мне нужна ванна, пара часов с девчонкой и тысяча долларов задатка.
— Тысяча! Ты, верно, с ума сошел! Я никогда столько не заплачу!
— Как хотите, мистер Фридрих, только за меньшие деньги я не согласен ничего делать. Мне придется провести в тюрьме несколько лет, и я хочу выйти оттуда богачом, чтобы на свободе зажить не хуже Бирмингемов.
— Но это же грабеж!
— Может быть, и так, — с презрительным смешком ответил Одни. — Мой дедушка был разбойником, а это голос крови. Только вот если среди нас и есть вор, то это не я, а вы, мистер Фридрих. Напоминаю: вы платите мне за работу, я честный, трудолюбивый малый, который знает, когда пора бить по рукам. Три или более лет в тюрьме — это вам не шутка, так что за те гроши, что вы мне предлагаете, я и пальцем не пошевельну. Короче, десять тыщ, и точка.
— Ты гарантируешь, что Бирмингема арестуют, если я соглашусь? — прищурившись, уточнил Фридрих.
— Уж это я вам точно обещаю.
— Тогда десять тысяч за его арест. Если ты меня надуешь, так и знай: лежать тебе в канаве с перерезанным горлом.
— Добрый день, шериф.
Рейс Таунсенд вскочил как ошпаренный, его рука сама потянулась за пистолетом. Этот голос шерифу не дано было забыть — он преследовал его днем и ночью. Несмотря на все усилия, хитрую крысу Олни Хайда так и не удалось поймать. И вот он здесь, собственной персоной. Неужели дело дошло до галлюцинаций? Но нет, это он, Олни Хайд, в дорогом фраке и бежевых модных штанах, из-под которых выглядывают стоптанные, давно не чищенные ботинки.
— Какого черта ты тут делаешь? — рявкнул Рейс, поглядывая в окно на толпу, собравшуюся возле дома. У него не было сомнений в том, что Хайд задумал недоброе.
— Да так, — победно улыбаясь, ответил Олни. Он вел себя как человек, у которого нет ни малейшего повода для беспокойства. — Разве я не могу заскочить к шерифу и просто по-дружески засвидетельствовать ему свое почтение?
Хайд подошел ближе, и Рейс отчетливо уловил исходящий от него запах сладких дешевых духов — такие обычно используют представительницы древнейшей профессии.
— Эй, парень, от тебя несет, как из парфюмерной лавки.
Олни запрокинул голову и захохотал так громко, что разбудил Чарли, мирно дремавшего за железной решеткой в камере, предназначенной для нарушителей порядка.
— А? Что-то случилось? — встрепенувшись, сонно пробормотал тот.
— Спи-спи, Чарли, — не без ехидства сказал шериф, с недобрым прищуром глядя на Хайда.
— Нравится мой новый прикид? — Гость улыбнулся во весь рот.
— Слишком броский, на мой вкус. Впрочем, я не ты. Скажи лучше, как тебе удалось раскрутить Фридриха, ведь это на его деньги ты приоделся?
— Ну вот, шериф, вы опять за свое: думаете, я только о деньгах и пекусь. А я ведь могу и так, без всякой выгоды, взять и сделать кому-то доброе дело.
— Надо же? И что же это за дело? Олни тяжело вздохнул и покачал головой.
