— Полагаю, он злится из-за того, что пришлось отдать свои угольные шахты, ради достижения его цели, — высказала догадку Брук. — А что до Гэйба, то он был в плохом настроении из-за того, что ему пришлось уехать из города вместе с Домиником. И он понимал, что больше не увидит тебя.
— Нет. Он сказал, что они вернутся, просто он не знал когда именно. Но он был не в духе уже тогда, когда мы с ним ехали в Лондон. То, что он не хотел об этом говорить, так вывело меня из себя, что я указала ему на дверь.
— Он приходил к нам в дом?
— В мою комнату.
— Оу, — выдохнула Брук, сумев не покраснеть.
— Фреда, ты собираешься выйти замуж? — удивлённо спросила Гарриет, которая всё-таки не спала.
— Он слишком молод для меня, — фыркнула Альфреда.
— Нет, это не так, — вмешалась Брук.
— Ну, я рада временами весело проводить с ним время, когда у меня для этого подходящее настроение.
Гарриет закатила глаза, прежде чем снова попытаться вздремнуть. Брук тоже закрыла глаза, раздумывая над тем, почему Доминик не предпринял попытки увидеться с ней, прежде чем покинул Лондон. Был ли он зол на что-нибудь ещё, например, на самоуправство своей матери? Он, наверное, мог захотеть для начала разобраться с этим… Но кого она пытается обмануть? У него никогда не было причины снова сближаться с ней, а она, со своей стороны, вместе с письмом потеряла свою последнюю возможность сделать это.
Но Альфреда, вероятно, волновалась из-за предыдущей темы разговора, так как спустя час она сказала шёпотом:
— Я думала, что эта поездка была лишь для того, чтобы доказать, что смерть леди Элоизы была несчастным случаем. Ты понимаешь, что если ребёнок не умер вместе со своей матерью и сейчас находится в Севенокс, то тебе придётся преодолеть семь кругов ада, пытаясь остановить твою мать, которая будет требовать отдать ребёнка ей. Почему Гарриет делает неверные выводы? Ты ведь сказала ей, что тело Элоизы было найдено в Скарборо, разве нет?
— Сказала, но она вбила себе в голову, что Элла подделала свою смерть, чтобы никто не искал её.
Альфреда тихонько фыркнула:
— Используя для этого свой собственный труп?
— Не совсем, — Брук выпрямилась на сидении и широко раскрытыми глазами посмотрела на горничную. — Драгоценность. Тело было опознано лишь по её ювелирному изделию. А её горничная в тот же день украла все её драгоценности. Это вполне могла быть её молоденькая служанка, умершая на пляже. Девушку убили и ограбили, забрав остальные украшения, а тело бросили в море, чтобы избавиться от него! Вполне может быть, что Элла действительно в тот день уплыла в детский приют.
— У женщины, которая пришла туда, чтобы родить ребёнка, была горничная.
Брук вернулась в прежнее положение, разочарованная из-за того, что позабыла об этой детали. Теперь она тоже хватается за соломинку, прямо как Гарриет, разве что…
— Она могла отправиться туда со старой служанкой, которую знала всю свою жизнь, а не с молоденькой горничной, которой не могла в полной мере доверять. Они могли спуститься довольно далеко вниз по побережью, чтобы избежать надвигающегося шторма.
— Так или иначе, она всё равно мертва.
— Да, но если её ребёнок сейчас находится в Севенокс… Боже мой, Фреда, если бы я смогла вернуть её ребёнка Доминику, то это изменило бы всё!
— Угу. И ввергло бы две ваши семьи в новую войну, только по другой причине.
Брук проигнорировала последнее высказывание горничной и взволнованно сказала:
— Скажи вознице, чтобы ехал быстрее!
— Не беспокойтесь, — сказал Доминик Уиллису, который в напряжённом ожидании смотрел на двух животных, которых Гэбриел пытался завести в городской дом. — Они большие, но безобидные.
Импровизированные поводки были бесполезны. Шторм ловко высунула голову из ошейника и помчалась вверх по лестнице. Волк вырвался из рук Гэбриела и, естественно, помчался за ней.
— Шторм, должно быть, учуяла запах леди Брук, — вздохнул Гэбриел, когда вошёл в дверь.
— После того, как прошло уже две недели? Вероятнее, что дело в доме, который они ни разу не видели. Они успокоятся, когда обнюхают каждый уголок.
Уиллис наконец-то откашлялся и сказал стоически:
— Добро пожаловать домой, милорд.
Внезапно они услышали визг и встревоженный крик Анны, донёсшийся сверху:
— Что эти два волка делают в моём доме?!
— На самом деле, мама, нас здесь трое! — крикнул ей Доминик.
Анна появилась на верхней площадке лестницы и была так рада видеть Доминика, вернувшегося в лондонский дом, что сбежала по ступеням, чтобы обнять сына. Она, судя по всему, абсолютно поправилась. Одета была по последней моде, а щёки румянились от здоровья, а не от лихорадки. Он должен был быть доволен этим. И был бы, если бы до сих пор не злился на мать.
Он тоже обнял её в ответ, но довольно холодно.
— Это просто большие собаки, обитающие на вересковых пустошах. Я привёз сюда белую, потому что это питомец Брук, и мне нужно вернуть его ей.
Анна отступила назад, чтобы с надеждой взглянуть на него.
— Доминик, ты…
Он оборвал её, сказав резко:
— Извини, но нам с Гэйбом нужно выпить после сегодняшней длительной скачки.
Доминик завёл Гэбриела в кабинет и закрыл дверь перед своей матерью. Он просто ещё не был готов разговаривать с ней, и ещё ему нужно было выпить. Налив им по бокалу виски, он поднял свой и произнёс тост:
— За невезение, благодаря которому я был вынужден вступить в брак с сестрой своего врага. За ещё большее невезение, благодаря которому я влюбился в неё. И за самое худшее невезение, благодаря которому моя мать вмешалась, и Принц отменил своё решение, а я потерял женщину, которую люблю.
Гэбриел отказался пить за это.
— Ты вернёшь её.
— Может быть теперь, когда на моей стороне есть Шторм. Но даже если я верну её, у меня останется меньше года, что насладиться счастливой совместной жизнью с ней.
— Ты не веришь в это дурацкое старое проклятие, Дом!
— Не имел привычки верить. Но сейчас, из-за этой ужасной череды неудач, во главе которых стоит смерть Эллы и преждевременный уход из жизни моего отца, я начинаю задумываться…
— Так прекращай задумываться! Нет там никакого проклятия. Я это точно знаю, потому что… потому, что я тот, кто должен убить тебя.
Доминик удивлённо вскинул брови.
— Убить меня? Ты что, пытаешься меня рассмешить? Думаю, ты победил, пытаясь отвлечь меня от страданий, Гэйб. Очень тебе признателен.
— Я пытаюсь всё уладить, а не рассмешить тебя. Тебе стоит сесть.
