После долгой паузы де Румар шагнул вперед и согнул одно колено.
– Клянусь, – пробормотал он.
Честер сделал то же.
– О, да встаньте же, – бросил Стефан, поморщившись. – Завтра мы объявим об этом официально, и чтобы я больше ничего об этом не слышал, понятно? Более никаких уступок!
Вилл был уверен, что это еще не конец, потому что политика попустительства и умиротворения не означает контроля, и в этой комнате ни один человек не был удовлетворен исходом.
Вилл лежал в постели возле Аделизы и лениво потягивался под уютными теплыми мехами, натянутыми до самого подбородка. Он не хотел вставать и готовиться к отъезду, но знал, что этого не избежать: в Виндзоре собирались праздновать Рождество. Король ожидал Вилла и по другому поводу – ему предстояло заново присягнуть в связи с получением нового титула, графа Суссекса. Эта перестановка оставила горький привкус у него во рту, хотя, по правде говоря, была разумной. Так следовало поступить сразу.
Он слышал, как в соседней комнате няня нежно воркует с их сыном, меняя ему пеленки. В бок Виллу упирался живот Аделизы, круглый и тяжелый. Скоро ей снова предстоит перейти в родильные покои, а пока Вилл с восторгом ощущал, как ему в ладонь постукивает изнутри растущий младенец.
О смене титула Аделиза ничего не сказала, и супруг был признателен ей за это, хотя выражение ее лица было достаточно красноречиво.
В конце концов чувство долга заставило Вилла выбраться из мягкой постели. Он сунул ноги в башмаки и, зевая и почесываясь, потопал в уборную. Затем, укутавшись в меховую накидку, пошел проведать сына. Уилкин запищал и потянулся к отцу, требуя, чтобы его взяли на руки. Вилл подхватил его и уткнулся носом в светлые волосики малыша. От него пахло свежими теплыми пеленками и сном.
– Па! – воскликнул мальчик и дернул отца за ус.
– Ну, мой маленький рыцарь, – хохотнул Вилл, – что привезти тебе из королевского дворца? Серебряную ложку? Золотой кубок? Звонкие серебряные колокольчики? Или новый графский титул, а?
– Господин…
Он повернулся навстречу Майло Бассетту, одному из своих наиболее верных рыцарей. Тот мялся в дверях.
– В чем дело?
Вилл велел ему войти.
– Только что прискакал гонец. – На его переносице от напряжения прорезались две тонкие морщины. – Вильгельм де Румар и Ранульф Честерский объявили о переходе на сторону императрицы. Они закрыли Линкольн и не пускают туда короля.
Вилл уставился на него.
– Я знал, что это случится! – прорычал он. – Я говорил Стефану, что им нельзя доверять, но король не слушал меня. Он всегда хочет надеяться на лучшее.
– Вас призывают к королю, но не в Виндзор, а в Линкольн, – продолжал Майло. – Я отправил конюхов запрягать еще несколько лошадей и велел дворецкому собрать нам больше припасов.
Вилл кивнул:
– Сейчас я всем этим займусь, только дайте минуту одеться. А пока найдите Аделарда и предупредите его, что мне нужен мой хауберк и оружие.
Когда Майло торопливо вышел, Вилл вернул малыша няне и заглянул к Аделизе, чтобы сообщить, что он едет не в Виндзор, как планировалось, а на север – в Линкольн, воевать.
Матильда сидела в Глостерском замке с приближенными, когда падающий от усталости посланец принес ей известие о Линкольне и о том, что Стефан оставил рождественские празднования в Виндзоре и поскакал на север разбираться с мятежниками.
– Это наш шанс сразиться со Стефаном и свергнуть его! – Глаза Роберта блестели, как у охотника, заслышавшего зверя.
Ранульф Честерский был его зятем, и Роберт давно подговаривал его отделиться от Стефана.
Матильда нахмурилась и поджала губы:
– Ранульф де Жернон и Вильгельм де Румар – ловкие лицемеры и попросят высокую цену за свою преданность. Да, они захватили Линкольн, вот только вряд ли изменили свои взгляды. Ими движет исключительно личная выгода.
– Но если они одолеют Стефана, то мы, придя к ним на помощь, сможем закрепиться в Линкольне. Вот и Гуго Биго уже не так тверд в поддержке короля, хотя был одним из первых, кто присягнул Стефану. Требуется совсем немного, чтобы подтолкнуть его в нужном направлении. Не предложить ли ему графство Норфолк и таким образом заручиться его помощью? Человек он ненадежный и своекорыстный, но если он покинет Стефана, нам это было бы на руку.
Матильда терла раскалывающийся лоб. Странно: новости пришли многообещающие, а она все равно чувствует себя так, будто пытается плыть через холодное темное озеро, а к ногам у нее привязаны камни. Ей постоянно не хватает денег, и она прекрасно осознает, что те, кто сегодня преклоняет перед ней колени и улыбается, завтра вполне могут предать ее. С ней остаются те, кому нечего терять. Иногда Матильду одолевали сомнения: а стоит ли продолжать, но она быстро справлялась с подобным малодушием. Ведь это ради сына и ради его сыновей – упаси Господи, если будут дочери, – и эта линия протянется так далеко, насколько хватает воображения. Но если сейчас сдаться, то линии вообще не будет.
– Сделайте все, что в ваших силах, – проговорила она.
Роберт сжал ее плечо в ободряющем жесте и вышел.
Бриан, который молча слушал их в стороне, сказал:
– Вы победите, госпожа.
– Да? – Она встала перед очагом и протянула к огню руки.
– Разумеется.
– Все это пустые слова, – раздраженно отозвалась Матильда.
– Надеюсь, нет, потому что сам я действительно так думаю.
Она обернулась к нему.
– Бриан, я очень хочу победить! – страстно произнесла она. – Я так сильно этого хочу, что могла бы спалить весь мир жаром своих чувств. – Матильда прижала ладони к груди. – Порой я боюсь, что это стремление поглотит меня и тогда не останется ничего. Вы говорите «разумеется», и я прихожу в ярость, ведь это словечко угодливого придворного.
– Мне казалось, это то, чего вы ждете от меня, – безжизненным тоном ответил Бриан. – Если желаете услышать, что я пройду с вами через воду, огонь и медные трубы, то я скажу это.
Матильда снова спряталась за свой щит. То, чего она желает от Бриана, несбыточно, и ей хватает здравого смысла, чтобы не спрашивать, чего желает он сам.
– У вас есть какие-либо дела за пределами этих покоев? – сухо спросила она.
Наступила каменная тишина. Потом Бриан поклонился:
– Госпожа, – и скрылся за дверью.
Матильда долго смотрела в огонь. В конце концов она отошла от очага и сосредоточилась на известии о замке Линкольн и на том, что может принести ей это поражение Стефана.
Линкольн, февраль 1141 года
Вилл стоял среди баронов Стефана в центральном нефе Линкольнского собора, куда они все подтянулись, чтобы отпраздновать день Очищения Пресвятой Девы Марии. В церкви было холодно, и дыхание вырывалось изо рта белыми облачками. Но по крайней мере стены спасали от пронизывающего до костей ветра и ледяного дождя. Собор освещался множеством свечей и лампад – в полном соответствии с духом светлого праздника. Медовые запахи ладана и воска – поистине божественный аромат – заглушали исходящий от каменных стен душок плесени.
