Он сумеет, он обязан сдержать себя…
Теперь руки жены обняли его за плечи, спустились на грудь погладили живот и двинулись дальше… ниже, ниже, ниже… Адриан весь напрягся, тело наполнилось сладкой болью.
Проклятие!
Он повернулся и заключил жену в объятия. Она немного откинулась, и он покрыл ее грудь горячими поцелуями. Запустив пальцы в волосы Даниэллы, Адриан слегка надавил ей на голову, и она сразу поняла, чего он хочет от нее. Она взяла в рот его плоть и стала ласкать ее языком, доставляя ему ни с чем не сравнимое и мучительное удовольствие. Из груди Мак-Лахлана вырвался хриплый крик, и он, схватив ее за талию, подложил под себя. Видит Бог, она заслуживала того, ради чего так старалась, и если бы он не знал о ее намерениях, то сейчас непременно сказал бы, что для него на всем белом свете не существует другой такой женщины…
Он взял ее, поспешно, неистово, стараясь как можно скорее удовлетворить свою страсть, пока не почувствовал, как Даниэлла вздрогнула под его телом, слившись с ним в экстазе. Утолив страсть, Адриан, совершенно опустошенный, прижал жену к груди, удивляясь и в то же время чувствуя себя счастливым оттого, что Даниэлла сама захотела близости с ним и отдалась ему с неистовой страстью.
Но внезапно его мысли прояснились — он вспомнил, что раззадорил жену намеками на обещание…
— Адриан!
— Да, миледи.
— Я… я ни в чем не виновата. Могу поклясться в этом.
— Ах так…
— Пожалуйста, отвези меня обратно в Авий.
В комнате было темно, однако Адриан прекрасно представлял себе изумительно красивое лицо Даниэллы и ее сверкающие изумрудные глаза.
Адриан решил не отвечать сразу же, а притвориться, будто обдумывает ее слова.
Немного помолчав, Адриан лег на бок и, опершись на локоть, вгляделся в темноте в ее совершенное тело и длинные распущенные волосы.
— Никогда! — четко вымолвил он.
— Но… но ты же сказал…
— Ты останешься здесь, Даниэлла. Это решено.
Адриан снова повернулся к ней спиной, и напрасно:
Даниэлла стала молотить кулаками по его спине с такой силой, что он почувствовал боль во всем теле. Адриан быстро перевернулся и, стараясь не заработать синяк под глазом, перехватил в темноте ее руки и прижал к постели.
Прикусив губу, Даниэлла отвернулась от него, стараясь скрыть набежавшие слезы.
— Соблазнить меня — это еще не значит заработать мое доверие, — заявил Мак-Лахлан.
— Мне вовсе не надо зарабатывать твое доверие, идиот! — закричала Даниэлла. — Ты последний ублюдок…
— Я не могу отпустить тебя домой, Даниэлла, но как муж должен тебе сказать: ты была великолепна. Я просто восхищен тобой.
— Иди к черту!
— Я могу отблагодарить тебя той же монетой!
— Не смей до меня дотрагиваться! — закричала Даниэлла.
Это было, конечно, смешно, потому что она, совершенно обессиленная, лежала под мужем и он мог делать с ней все что угодно.
— Не смей меня трогать — продолжала кричать Даниэлла. — Говорю тебе, не смей! Ты поганый ублюдок! Оставь меня в покое! Я тебе этого никогда не забуду!
Ее голос был сейчас как никогда холодным, и в нем звучала такая ненависть… Адриан почувствовал, как что-то внутри него оборвалось.
— Если бы я только мог верить тебе, — прошептал он. Обескураженная, Даниэлла посмотрела на него.
— Ты можешь мне верить! — закричала она. — Пожалуйста, поверь мне! Ты делаешь мне больно!
Адриан подумал, что давит на жену весом своего тела и тем самым причиняет ей боль, поэтому перекатился на бок, освобождая ее. Даниэлла села, нащупала в темноте банное полотенце и завернулась в него.
Вздохнув, Адриан тоже сел.
— Даниэлла, ты не можешь вернуться в Авий. По крайней мере сейчас. — Встав на колени, он взял ее за подбородок. — Даниэлла! — прошептал он, удивляясь тому, как хрипло звучит его голос, и тому, что в нем опять разгорается желание. Боже, как же он хочет вновь обладать ею! Они слишком долго были в разлуке.
Даниэлла вырвалась из его рук и встала. Готовая в любой момент сорваться и убежать, она плотнее закуталась в полотенце.
— Не смей меня трогать — со злостью сказала она.
Стиснув зубы, Адриан встал с постели, желая одного: схватить жену и снова бросить на кровать, но солнце уже всходило, и если он сейчас снова займется любовью…
Даниэлла отскочила от него.
— Я серьезно говорю, Адриан: не смей меня трогать. Я не хочу тебя… Я не выношу… Я не могу…
— Сделай так, чтобы я поверил тебе, — сказал Адриан.
— Даже не думай до меня дотрагиваться, — снова повторила она. Не смей этого делать никогда!
— Как вам будет угодно, миледи, — небрежным тоном ответил Адриан.
Как будто его не переполняло желание, не жгло изнутри адское пламя.
Мак-Лахлан отвернулся от жены и начал одеваться.
Он чувствовал, что Даниэлла наблюдает за ним, но даже не взглянул в ее сторону. Нашел штаны, рубашку, тунику и ботинки, затем накинул на плечи плащ.
Подошел к двери, открыл ее и вышел.
Он так и не оглянулся.
Принц Эдуард отправился со своим войском в соседнее графство готовиться к наступлению на французского короля, как и предполагала Даниэлла. Графиня не переставала нервничать из-за того, что жила здесь как в тюрьме, хотя замок Ренонкур оказался весьма комфортабельным, а его окрестности — живописными, просто прекрасными. Даниэлле разрешили кататься верхом в сопровождении двух старших рыцарей, Жерве де Леона и Генри Латимера. В первое же утро под неусыпным оком охраны она изучила свои возможности. Один из двух приставленных к ней рыцарей неизменно находился рядом, за дверью. Терезы в замке не было, и Даниэлла ничуть не сомневалась, что служанка уехала вместе с войском Эдуарда. Вместе с Мак-Лахланом в поход отправился и его оруженосец, чтобы ухаживать за лошадьми и оружием Адриана.
Сменявшие друг друга слуги приносили графине еду, убирали комнату, готовили ванну, забирали белье в прачечную. Постоянно дежурили только Жерве и Генри. Подслушав однажды перешептывание слуг за дверью, Даниэлла узнала, что принц Эдуард приказал, чтобы никто из них не заходил к ней слишком часто. Видимо, принц опасался, что строптивая графиня может с кем-нибудь подружиться и уговорить его помочь ей бежать из замка.
Дни казались ей долгими, монотонными, а бесцельность существования сводила с ума. Графиня никогда не была сильна в вышивке гарусом по канве, поэтому много читала, ездила верхом и ждала. Еда, которую готовили в замке, ей не нравилась, и Даниэлла часто ощущала болезненную слабость. Шло время, чувство тревоги и злость становились сильнее. Графиня была убеждена, что не причинила зла ни принцу Эдуарду, ни Адриану и они не имеют права так поступать с ней. Ее дом — Авий, там осталось ее сердце.
