— Как поживают твои мать с сестрой? — Будничный тон его вопроса разозлил ее.
— Ох, пожалуйста, не делай вид, что тебе не все равно.
Оуэн озадаченно посмотрел на нее.
— Конечно, не все равно, Белл. Ты уехала из поместья лорда Харсби так скоропалительно. Я понадеялся на то, что тебе просто потребовалось дополнительное время, чтобы принять данность, — мы должны быть вместе.
Ничего себе данность! Он не помчался вслед за ней в Лондон.
Он никому не рассказал об их отношениях.
И он, конечно, не подумал о том, чтобы сделать предложение.
Опасаясь, что голос выдаст ее волнение, она лишь молча покачала головой.
— Зачем нужно было говорить сестрам о том, что ты шантажировала меня?
— Ты ведь сам сказал, что не должно быть секретов. Кроме того, они заслужили, чтобы узнать правду обо мне. Про ужасные поступки, которые я совершила.
— Но полной правды ты им все равно не сказала.
— Да, я не стала говорить им, что сплю с их братом.
— То, что нас связывает, гораздо больше просто постели, Аннабелл. И важнее. — Он вздохнул. — Я имел в виду, что ты не рассказала, почему написала то письмо с угрозами.
— Вряд ли это важно. Оливия стала бы жертвой, если бы ты не поймал меня.
— Дерьмо собачье!
Она захлопала глазами. Второй раз за все время их знакомства он выругался.
— Прости, что?
— Ты никогда не обратилась бы в «Таттлер».
Он попал в точку. Почему-то другие этого не сообразили.
— Пожалуйста, мне нужно вернуться в Лондон.
Что-то похожее на страх вдруг промелькнуло в его глазах.
— На ночь глядя никуда ты не поедешь!
— Тогда с утра пораньше. — Аннабелл избегала смотреть на него, чтобы не изменить свое решение.
— Я скажу экономке приготовить тебе гостевую спальню, горячую ванну и накормить ужином. О твоей поездке поговорим утром. Я понимаю, тебе не хочется оставаться здесь, Аннабелл. — Оуэн погладил ее по щеке, и у нее все перевернулось внутри. — Но я очень рад, что ты приехала.
За окном уже вовсю пели птицы. Волосы Аннабелл разметались по подушке, от которой нежно пахло мятой и лавандой. Вдохнув глубже этот аромат, Аннабелл вспомнила, как принимала горячую ванну минувшей ночью. Как заснула, когда ночной ветерок коснулся ее лица.
После глубокого сна она встала отдохнувшая и полная сил.
Только вот все ее планы оказались под угрозой.
Надо было бы разозлиться как следует. Она и злилась, пропади все пропадом! И была решительно настроена немедленно покинуть усадьбу Хантфордов.
Пошарив рукой на прикроватном столике, Аннабелл нащупала свои очки и нацепила их. Потянулась, подошла к окну. И с ужасом увидела, что солнце уже высоко стоит в небе.
О Господи, она проспала все утро!
Аннабелл порылась в сумке, достала утреннее платье персикового цвета и быстро оделась. Потом собрала в узел на затылке все еще влажные у корней волосы, накрыла кровать одеялом и спрятала в сумку кое-какие женские принадлежности, которые привезла с собой.
Было что-то унизительное в том, чтобы проспать собственный, полный драматизма исход отсюда. Но делать нечего! По крайней мере она хорошо выспалась перед дорогой и может скоро отправиться в путь.
Методом проб и ошибок Аннабелл все-таки удалось проложить маршрут через немыслимых размеров третий этаж и выйти к лестнице. Внизу в комнате для завтраков столы уже стояли пустыми, но Аннабелл даже не вспомнила про еду. Ей нужно было отыскать Оуэна и потребовать, чтобы он отправил одного из своих лакеев сопровождать ее в дороге.
Она нашла его в гостиной вместе с Роуз и Оливией. По широким улыбкам на их лицах можно было предположить, что таких стычек, как прошлой ночью, между ними больше не будет.
— Доброе утро, — неловко поздоровалась она.
Оуэн устроил целое представление с вытаскиванием часов из кармана и разглядыванием циферблата.
— Добрый день, Аннабелл.
Она осталась стоять в дверях, сжимая в руках свою сумку. Его попытка воздействовать на нее шармом не могла отвлечь ее от главной цели. Но вот недовольство Оливии и Роуз могло. Как они, должно быть, презирали ее! Девушки с такой добротой отнеслись к ней, а она угрожала им, обманывала их.
— Оливия и Роуз, — запинаясь, произнесла Аннабелл. — Я должна снова извиниться за то, что написала то кошмарное письмо. Я не заслужила вашей дружбы, но она важна для меня, как сама жизнь. Оливия, ты научила меня радоваться каждому дню. А ты, Роуз, — тому, что настоящая сила — это сила души.
— А чему научил я? — по-мальчишески озорно улыбнулся Оуэн.
О Боже! Всему тому, о чем нельзя было говорить в присутствии его сестер. Хотя все-таки была еще одна вещь.
— Понимать, насколько важна семья.
Он встал и подошел к ней.
— Мне кажется, вы и без меня это прекрасно понимали.
— Я готова отправиться в дорогу, ваша светлость, но хотелось бы сказать еще кое-что.
— Могу я сесть? И выпить?
— Не отказывайте себе ни в чем. Я просто собираюсь сказать, что вы должны уважать желания Роуз.
Оуэн оперся руками о бедра.
— Какие еще желания?
— Я имею в виду вашу дуэль. Она не хочет, чтобы вы вызывали графа Уинтропа.
У Оуэна заиграли желваки на щеках.
— Мне уже пришлось объяснить Роуз, что это дело чести. Мы сойдемся с графом, но… Обещаю, что приложу максимум усилий, чтобы не убить его.
— Будешь целить ему в плечо? — осведомилась Оливия. — Чтобы слегка ранить?
Роуз состроила гримасу.
— Вообще-то я думал о колене.
Аннабелл вздохнула с грустью.
— Мне кажется, вы не учли существенное обстоятельство, ваша светлость. Роуз беспокоится, что вы можете пострадать.
— А вы, Аннабелл, беспокоитесь обо мне?
Она обнажила зубы в притворной улыбке.
— Боюсь только того, что вы окажетесь в лечебнице для нервных больных.
Оуэн хмыкнул:
— Если мои сестрички не перестанут своевольничать, это вполне возможная перспектива. Тем не менее позвольте успокоить вас во всем, что касается Уинтропа. Только вчера его секунданты поставили меня в известность, что тяжелая болезнь приковала графа к постели. Может, я, конечно, и жестокий человек, но это будет неспортивно — вызывать на дуэль инвалида.
— Значит, вы отложите все до того момента, когда он выздоровеет?
— Если он выздоровеет. Говорят, у него… сифилис.
Аннабелл на секунду задумалась. Оливия с Роуз, судя по всему, тоже.
— По-моему, это справедливо, — заявила Оливия, наконец выразив словами то, что думал каждый, но не сказал вслух. Все помнили о связи герцогини с графом и, естественно, подумали, что она также могла страдать от этой болезни. Грустная мысль!
