— Я поеду с вами, — сказал Рам. — По крайней мере до Галвестона.
— Нет, Рам. Ты отдал мне свои деньги.. Этого более чем достаточно.
— Или я Доеду с вами, или вы останетесь. Выбирайте.
Глядя на массивные плечи турка, на его решительные раскосые глаза, Ники поняла, что спорить бесполезно. Его решение окончательно и бесповоротно.
— А как же Алекс? Ты должен быть здесь, хотя бы для того, чтобы убедить его: не стоит ему ехать следом за мной.
— Оставьте ему записку. Скажите в ней всю правду. Если он захочет поехать за вами, я его остановлю.
Ники вскинула голову.
— Ты не должен идти против него. Рам, что бы ни случилось. Ведь вы с Алексом дружите долгие годы.
— Того Александра дю Вильера; который был моим другом, больше не существует. Он никогда бы так не поступил.
Ники колебалась всего один миг.
— Я пошла за вещами.
Ну что ж, она напишет записку, с которой Алекс не сможет не посчитаться. Скажет ему, что знает всю правду о Фортье и его предстоящей женитьбе на Клариссе, взовет к его чувству чести, если оно, конечно, сохранилось, и попросит оставить ее в покое В глубине души она верила, что на этот раз он больше не будет ее искать.
— Ники! — Швырнув свою шляпу Фредерику, Алекс поспешил в гостиную. Он мечтал об этой минуте столько дней!
И все же нервничал словно школьник. Это чистейшее безумие, ведь он знает, что Ники любит его, а он любит ее.
Николь Сен-Клер — женщина умная, волевая. В ней никогда нельзя быть уверенным полностью. Но это только разжигает его любовь.
— Рам! — позвал он, удивляясь, почему дом выглядит таким холодным и пустым. Так и не получив ответа, он заглянул в столовую, затем в свой кабинет, но нигде не встретил ту, которую искал.
— Ты мог бы сказать мне, где она. Чтобы я не бегал попусту, — обратился он к Фредерику, пряча радость и стараясь, чтобы его голос звучал повелительно.
Фредерик только пожал плечами. В другое время Алекс не преминул бы заметить преувеличенно прямую осанку негра-дворецкого, его укоризненно поджатые губы, но сейчас он словно ослеп. Перепрыгивая через две ступеньки, Алекс поднялся вверх по лестнице и обнаружил, что комната Ники тоже пуста.
— Даниэль! — громко позвал он, но пухлая маленькая француженка отнюдь не спешила выбежать на его зов. Она только высунула голову из двери и медленно направилась к нему. — Куда подевалась твоя госпожа?
— Уехала вместе с Рамом.
— С Рамом? Но она же знала, что я должен приехать.
Куда они направились?
Даниэль отвернулась.
— Она оставила для вас это письмо. — Даниэль сунула ему в руки простой белый конверт, тщательно запечатанный воском. На нем было аккуратно выведено рукой Ники его имя.
Алекс вскрыл печать и начал читать письмо:
«Мой дорогой Алекс! Как бы далеко жизнь ни забросила меня, я знаю, ты навсегда останешься в моем сердце…»
Рука Алекса задрожала, его охватил озноб. Далее Ники писала, что знает об унаследованных им деньгах, знает, что он расплатился с Фортье, но все еще намеревается жениться на Клариссе. За это она его не винит. Ибо хорошо понимает, как много значит для него Бель-Шен, понимает, какие преимущества сулит ему объединение с семьей Эндикотов.
Нет, она, Ники, всего лишь просит понять ее.
«…Мы много раз говорили, о чести. О мрем отношении к детям и семье. Я, уважаю принятое тобой, решение, . Прояви такое же уважение и к моему решению. Отпусти меня, Александр. Докажи, что твои клятвы в любви были не пустым звуком. Позволь мне жить по-своему, точно так же живи и сам.
С любовью Николь».
Алекс схватился за полированные перила из красного дерева. Бумага шуршала в его дрожащей руке, и этот звук, как ему казалось, разносился по всему холлу.
— Где она? — с трудом выдавил он.
— Не знаю, месье.
— Знаешь, — сказал Алекс, глядя на служанку умоляющими глазами. — Богом заклинаю, скажи мне, где она.
— Что бы вы ни сделали, ни сказали, месье, я все равно не открою вам этого.
Алекс заморгал, чувствуя, что его глаза затопила соленая влага.
— У меня есть что сказать, Даниэль. Только выслушай меня…
На то, чтобы достичь порта Галвестон, ушла почти неделя.
Это были самые тяжелые дни в жизни Ники.
За последнее время, когда она сама, по своей доброй воле и желанию, отдавалась Алексу, ее любовь к нему стала едва ли не во сто крат сильнее. Она даже не представляла себе, что будет так о нем тосковать. Только о нем она и могла думать: где он сейчас и тоскует ли по ней так же сильно, как и она по нему?..
Тщетно уверяла она себя, что это не имеет значения. Александр доказал, что для него нет ничего дороже Бель-Шен и богатства. То, что между ними было, навсегда кануло в прошлое, превратившись всего лишь в один из моментов этой жизни, изобилующей трудностями и несчастьями.
Тяжело проходило их путешествие. Ветер гнал высокие могучие волны: качка была очень сильной. Первые дни Ники страдала от морской болезни, ничего не могла есть; ибо ее выворачивало наизнанку, и, естественно, не могла выходить из своей тесной каютки.
Присутствие Рама оказалось для нее сущим благословением. Как бывалый моряк. Рам, разумеется, чувствовал себя превосходно. Он помогал тем пассажирам, кто страдал от морской болезни, а при надобности даже и экипажу.
Особенно заботился он о Ники, и благодаря его стараниям на четвертый день ей стало лучше. Когда они подошли к галвестонскому берегу, небо было затянуто темными преддождевыми тучами, дул пронизывающий холодный ветер. Погода вполне соответствовала настроению Ники.
Ее пугало скорое венчание с незнакомым ей человеком, пугало, что ей придется жить в пустынной местности, населенной лишь племенами диких индейцев. Ко всему прочему в день отъезда она поняла, что не беременна.
Вероятно, ей следовало бы радоваться, что она не носит под сердцем ребенка Алекса, который мог стать бременем для ее будущего мужа. Но ее это не радовало, ибо она привыкла думать о ребенке Алекса как о его частице, которая останется с ней навсегда. Сын или дочь Алекса — вот настоящий плод его любви к ней. Это стало бы живым воспоминанием, которое сопровождало бы ее повсюду.
К тому времени когда Николь и Рам спустились по сходням, почти все пассажиры уже покинули корабль. Ники была рада вновь ощутить под ногами земную твердь. На пристани кипела работа: перетаскивали тюки с хлопком и другие грузы.
Здесь тоже, как и в Новом Орлеане, царили беспорядок и оживление. Пробираясь среди моряков и колонистов, свиней, собак, клеток с птицей и коров, они направились по пыльной набережной. Ники с изумлением смотрела на город, разительно отличавшийся от того, который они оставили позади.
