Девушка отобрала свое оружие и продемонстрировала всем его затвор.
– На, посмотри. Видишь? Кремень. Я его купила сегодня у Жана Лаффита, а вот тут, – она показала на кожаный мешочек, висящий у нее на поясе, – здесь у меня порох и пули.
Доминик наклонился пониже над мешком и присвистнул.
– Это самые необычные пули, которые я когда-нибудь видел.
Девушка попыталась закрыть мешочек, но Сент Джон склонился к Доминику и, потянув за веревку, развязал ее. Отталкивая одной рукой Лауру, бухгалтер заглянул внутрь. В ту же секунду плечи мужчины начали содрогаться от смеха. Вокруг них стали собираться солдаты батареи.
– Что у нее там, Сент Джон? – спросил Доминик, – кажется подгоревший картофель?
Сент Джон вытащил из кожаного мешочка дюжину блестящих цветных шариков и произнес:
– Мраморные бусинки.
Мужчины расхохотались, Лаура, стараясь сохранить серьезность, начала сгребать бусы обратно в мешочек. Доминик поднял одну бусину, которую она просмотрела и ловко запустил ее девушке за воротник. Взвизгнув, Лаура бросила в него целую пригоршню камушков. Он отшатнулся, а артиллеристы весело расхохотались.
– Мадемуазель, вы именно такая француженка, каких я люблю всем сердцем, – весело прокричал Ренато, вытирая выступившие от смеха слезы. – Вот уж кого я с радостью назову своей племянницей, пусть ваш будущий муж смотрит за вами получше, иначе я утащу вас к себе на корабль и уплыву. Вы у меня будете главным артиллеристом.
– Я с такой старой крысой ее ни за что не отпущу, – засмеялся Доминик, схватив Лауру раньше, чем ей удалось ударить его. – Ее с тобой нельзя отпускать даже, несмотря на опасность, которой она тут подвергается.
Ренато снова рассмеялся и довольно затянулся сигарой.
– Ну, может мой племянник будет слишком высовываться, когда англичане пойдут в атаку, и тогда эти парни помогут мне избавиться от опасного соперника.
– Дурацкий юмор, мадемуазель Лаура, – добродушно сказал Сент Джон. – Вам не слушать месье Белуши. Он думать, что он сильно смешной.
Ренато довольно усмехнулся и, не считая необходимым отвечать, глубоко затянулся сигарой.
Лаура вцепилась в руку Доминика и крепко ее сжала.
– Ты ведь этого не сделаешь, Доминик, правда? Ты будешь осторожен?
– Более чем обычно, особенно теперь, когда ты здесь. – Доминик нежно погладил лицо девушки, – но я не смогу ловить ядра руками, поэтому, девочка моя, постарайся сама не высовываться. Да, и вот еще что, Лаура…
– Что?
– Не стреляй из своего ружья. Эти чертовы бусинки могут искрошить все твое лицо, когда разорвутся прямо в дуле ружья. Позволь уж нам стрелять из пушек.
– Ладно. Но если все-таки англичане заберутся на вал, я тогда буду бить их тем, что попадется под руку.
– Решено. И еще.
Лаура с подозрением посмотрела на него, зная что он не оставил мысль отправить ее назад, а мужчина улыбнулся и сказал:
– Я люблю тебя.
Она глубоко вздохнула и коснувшись пальцем его лица, прошептала:
– Тогда останься сегодня живым… пожалуйста.
– Ну конечно, нам с тобой нужно еще тысячу лет быть вместе, – Доминик наклонился к девушке и поцеловал ее.
Артиллеристы отвернулись, желая дать влюбленным хоть немного побыть вдвоем.
Туман стал очень быстро редеть, и американцы с волнением стали всматриваться в боевые порядки противника. Вдоль линии обороны помчался на коне генерал Джексон, подбадривая своих солдат и остановившись возле третьей батареи, прокричал:
– Кошки драные! Их тут не меньше шести тысяч, откуда они тут все взялись?
Рядом с командующим ехал на лошади Жан Лаффит. Джексон сделал его одним из главных своих советников отчасти потому, что Жан знал местность, как свои пять пальцев, а отчасти потому, что не хотел выпускать пирата из виду. Сделав какие-то пометки на грифельной доске, лежавшей в переметной суме, Жан наклонился к генералу и что-то сказал.
Прямо перед оборонительным валом разорвалась сигнальная ракета, и редеющий туман вспыхнул мириадами ярких блесток.
– Это сигнал к началу английской атаке. Бог да поможет нам! – воскликнул Лаффит и крикнул Доминику: – Доминик, братишка, ты крепко всем нам поможешь, если прикончишь побольше англичан.
Сент Джон перекрестился и произнес:
– Вы когда-нибудь видели такое?
О себе Лаура могла сказать только одно.
– Никогда!
Двумя длинными колонами в атаку на позиции защитников Нового Орлеана двигались регулярные части британской армии в красных мундирах. Одетые в зеленую форму, стрелковые бригады, темнокожие индусы и соединения шотландцев, одетых в свои национальные клетчатые юбки.
Руки Лауры задрожали, и она взволнованно схватилась за свое незаряженное ружье.
– Кажется прошлой ночью эти ублюдки разместили на равнине новые батареи, – произнес Белуши. – Посмотри вон, видишь левее шотландцев между ними и левым флангом. Я насчитал семь, нет восемь орудий.
– Внимание, прицел семьсот ярдов, – подал команду артиллеристам Доминик и, те засуетились возле орудий, – пали по ним, ребята!
Орудия рявкнули, на равнине поднялись клубы дыма, однако, штурмовые колонны не выказывая никаких признаков расстройства и страха, все так же мерно и неумолимо продолжали двигаться на оборонительные порядки американцев.
– Заряжай картечью, – скомандовал Доминик, увидев как англичане открыли огонь из своих ружей, все так же неутомимо продвигаясь вперед.
Лаура зажала руками уши и в ужасе смотрела через бруствер на то, как английские солдаты, сжатые неумолимым серпом войны, падали на землю словно колосья. Несколько английских подразделений внезапно остановились, пропуская своих товарищей вперед, и у Лауры мелькнула отчаянная надежда, что сейчас все английские штурмовые колонны бросятся назад, но уже в следующее мгновение она поняла, что ошиблась. Отставшие солдаты догнали своих товарищей, но теперь в руках они несли фашины и штурмовые лестницы, которые они собирались приставлять к валам оборонительных редутов, если конечно они смогут к ним дойти.
Когда до англичан оставалось метров четыреста, Джексон приказал артиллерийским батареям прекратить огонь. По оборонительным порядкам передали его приказ:
– Когда пороховой дым рассеется подпустить их поближе, пока не увидите какого цвета у них глаза, а потом бейте и не промахивайтесь. Мы их всех отправим в ад.
Медленно, словно часы, бежали секунды ожидания. Дым постепенно относило в сторону, и стало видно англичан. Они были уже совсем близко. Американские стрелки открыли огонь практически уже не промахиваясь. Наступающие колонны редели, но продолжали двигаться вперед. В их шествии, в этой неумолимости, с которой они двигались навстречу ярко-оранжевым злобным вспышкам ружейных выстрелов, было что-то страшное, даже жуткое. Казалось, что их уже ничто не остановит.
