Из корыта с водой, которое он поставил рядом с ней, поднимался пар, он не поленился подогреть воду. На это у него ушло не меньше получаса, но ей так и не удалось что-то придумать за это время.
— Лицо умойте, оно все в грязи.
— Я зарылась носом в землю, когда выпрыгнула из окна.
— Снимайте одежду, вам говорят.
Она покачала головой.
Он тяжело вздохнул. У него был и в самом деле несчастный вид. Казалось, его мучают сомнения. Потом он навалился на нее, и она боролась с ним. Она дралась, как дикая кошка, кусаясь, царапаясь, заставляя его вскрикивать от боли, но все равно, через несколько минут она осталась совершенно обнаженной, клочья ее порванной одежды валялись по всей комнате.
— Ну вот. — Он усадил ее в корыто с водой, взяв под мышки, дал ей в руки мочалку и кусок мыла и сказал: — Купайтесь. Да мыльтесь как следует.
Казалось, она совершенно не интересует его. Она почувствовала такое облегчение, такую радость, смешанную с удивлением, что только молча смотрела на него, не находя слов. А мама ей говорила, что стоит мужчине увидеть женщину обнаженной, как его захлестывают животные инстинкты и он перестает владеть собой. С Дугласом все так и происходило, однако ему потребовалось несколько раз увидеть ее обнаженной, прежде чем у него появилась такая реакция. Возможно, чтобы привыкнуть к ней, мужчинам требуется несколько больше времени, чем обычно. Она молила Бога, чтобы это произошло с Джорджем Кадоудэлом позже, как можно позже. Раз на десятый, желательно.
— Лучше промывайте волосы. Они у вас стали как у ведьмы. Мне вообще не нравятся рыжие женщины.
«Слава Богу», — подумала она и сказала:
— Хорошо.
Он посмотрел на нее, этот задумчивый взгляд породил в ее голове больше вопросов, чем ответов на них, потом он ушел, ругаясь себе под нос.
Александра искупалась.
К несчастью, она была так измучена, что тут же крепко заснула. Она проснулась от его голоса:
— Черт возьми, вода почти остыла. Вы что, спите? Вы какая-то ненормальная. Могли бы проявить хоть немного стыда, хоть чуть-чуть страха передо мной, должны были бы покричать, призывая на помощь. Вы уже закончили?
Она отрицательно помотала головой и глубже погрузилась в воду.
Он строго, как на ребенка, посмотрел на нее. Потом схватил мочалку, хорошенько намылил ее и яростно начал тереть ей лицо.
Она было закричала, но только наглоталась мыла. Потом почувствовала его руки на своей груди и оцепенела от страха.
И вдруг…
— О чудо! — сказал Джордж, уставившись на ее грудь. Он потряс головой, без особых усилий сдерживая ее сопротивление, и посмотрел на нее так хмуро, точно заставлял себя это делать. — Да, Бог вас не обидел. Забавно, что я раньше не заметил такую грудь. Меня немного беспокоит собственное безразличие, но я так устал, так озабочен своими делами, а вы были для меня просто увесистой ношей, и все же…
Он снова покачал головой, недовольный сам собой. Но тут же, кажется, взял себя в руки. Он встал и отдал ей мочалку.
— Заканчивайте сами и не вздумайте опять заснуть — вам же будет хуже.
Она быстро домылась. Он кажется, подсматривал за ней, хотя ей казалось, что сделать это из соседней комнаты было невозможно, тем не менее, когда она закончила, торопясь так, как будто он был все еще здесь, он тут же появился в комнате и подал ей старое истончившееся полотенце. Она поспешно завернулась в него.
— И волосы. — Он дал ей еще одно полотенце и сказал:
— Разве я не говорил вам, что мне не нравятся рыжие женщины?
— Да, да, вы высказались вполне определенно. Вы не могли бы оставить меня одну, месье?
— Нет, я должен вдосталь насмотреться на вас. Это разожжет во мне страсть или по крайней мере должно разжечь. Я хочу побыстрее покончить с этим.
— Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали.
Он пожал плечами, этот жест сам по себе не значил ничего, она поняла, что он хотел этим сказать.
Ей удалось завернуться в полотенце, что позволило ей более менее свободно двигаться. Другое полотенце она намотала на голову.
— Идите в другую комнату, — сказал он, когда она закончила. — Я зажег там очаг. В доме прохладно даже летом. Я подумал, что огонь согреет мою кровь так же, как согрел комнату. Я должен попытаться, я ведь дал себе клятву, что сделаю это.
Она прошла за ним в другую комнату и задержала там взгляд на входной двери.
— Даже если вам удастся сбежать, — бесстрастно прокомментировал он ее взгляд, — я все равно не представляю, как вы пойдете по дороге с босыми ногами, прикрытая одним этим старым полотенцем.
— Вы правы, — согласилась она и подошла к очагу. От него исходило расслабляющее тепло. Она стояла у огня и терла полотенцем волосы, терла и терла, точно хотела их выдрать.
— Достаточно, — сказал он наконец, стараясь, чтобы его голос не звучал так, словно он хочет схватить ее. Его голос звучал устало, холодно и зло.
Она медленно повернулась, устремив на него немигающий взгляд. Он тоже смотрел ей в глаза не двигаясь. Открыл рот, намереваясь что-то сказать, и закрыл его. Потом произнес несколько слов по-французски и запустил пальцы в волосы.
— Ну, — сказал он уже по-английски, — черт бы вас побрал. Почему именно вас? Да потому что Дуглас должен заплатить за все, что он сделал, будь он проклят, но я не могу… я…
Она хотела защитить своего мужа, но вдруг из ее рта вырвался дикий крик боли. Она прижала руки к животу. Спазм все усиливался и сводил ее тело судорогой, так что она повалилась на стул. Боль накатывала на нее приступами, давая ей лишь короткие передышки.
— Да что это с вами за чертовщина такая? Вы не можете быть больны, мне это совершенно ни к чему.
Лицо ее побелело, губы кривились от боли.
— Да сколько же будут продолжаться эти приступы! Нелепость какая! Ведь вы уже не на лошади. Ели вы только хлеб. Прекратите, слышите вы меня? Говорю вам, мне это не нравится.
Боль немного ослабела, и она почувствовала, как между ног у нее стекает что-то липкое. Она опустила голову и увидела струйки крови. Боль снова начала нарастать.
Она упала на пол, схватившись за живот и согнув ноги, плача, крича, не зная, как унять эту боль, которая становилась все острее.
Джордж опустился на пол рядом с нею. Он приподнял полотенце и увидел кровь. Он сглотнул. Господи, что же делать?
Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге возник Дуглас с пистолетом в руке.
— А ну отойди от нее, подонок! Я убью тебя, грязная свинья!
За ним появился Тони. Он увидел полуобнаженную Александру, Кадоудала над ней, и в глазах у него потемнело от ярости. «Неужели этот подонок уже изнасиловал ее? О Боже, она истекает кровью, сколько крови. Господи, сколько крови! Что он с ней сделал?»
