Уведут в лазарет? Значит, ему пора уносить ноги. Следуя первой части плана, Рауль проскользнул сквозь аптечную комнатку в пустой, к счастью, лазарет и подошел к двери, ведущей в часовню.
Узнать, что скрывается за этой тяжелой дверью, было никак нельзя, но он даже удивился бы, если б в часовне не оказалось ни души. Дверь, по-видимому, открывалась за алтарем, чтобы болящие сестры могли не только слышать, но и видеть службу. Лишь бы сейчас никого не было поблизости…
Рауль набрал полную грудь воздуха, повернул ручку двери и чуть приоткрыл ее.
У алтаря, стоя на коленях, самозабвенно молились две монашки, но головы их были опущены, а дверь находилась в густой тени за их спинами. Если идти бесшумно, они ничего не заметят. Благодаря господа за то, что дверь ни разу не скрипнула, Рауль отворил ее пошире, неслышно скользнул в часовню, прикрыл за собою дверь и быстро прошел вдоль стены к главному входу.
Здесь он уже не мог руководствоваться описанием Алины. Кроме того, из сада вход в часовню не был виден. Вдруг, открыв дверь, он окажется у всех на виду? Нет, навряд ли; монашки еще не успели уйти из сада… Хотя как знать?
Рауль досадливо повел плечами. Глупо терзаться напрасными сомнениями. План хорошо обдуман, надо без колебаний следовать ему. Итак, он приоткрыл дверь и выглянул наружу.
Слава Создателю! Вход в часовню украшал глубокий портик с каменными колоннами, и между этими колоннами оставалось довольно места, чтобы спрятаться и остаться незамеченным. Рауль вышел, снова осторожно прикрыв за собою дверь, и стал между двумя колоннами, обдумывая следующий шаг.
Предстояло осуществить самую трудную часть плана.
Выглянув, он увидел за розовыми кустами волнующееся черно-белое облако. То монашки сгрудились вокруг Алины.
Почему, ради Святого Северина, они не уведут ее куда-нибудь подальше?
Рауль ждал, медленно считая до десяти; ничего не менялось. Ну что ж, если их внимание так приковано к бедняжке Алине, придется рискнуть.
У портика начиналась дорожка, которая шла вокруг сада. Над нею был устроен широкий навес, укрепленный колоннадой с арками, так что даже в солнечный полдень дорожка оставалась в густой тени. И весьма кстати: даже если ктo-нибудь из монашек увидел бы Рауля у стены, то узнал бы в темной, неясной фигуре другую сестру.
Выйдя из портика, Рауль пошел, не таясь, повернул направо и устремился к келье Джеанны. К самой двери подходить не хотел: монашки стояли слишком близко, да и дверь наерняка заперта. А вот в узком проходе, куда выходили окна келий, можно попытаться найти окно Джеанны.
Только где этот проход? Прохода не оказалось.
Конечно, в святой обители сквернословить не пристало, но Рауль молча чертыхнулся. Дальше идти он не мог: впереди ахали и тараторили монашки. Возвращаться назад тоже было незачем.
Проход в другие приделы монастыря, видимо, скрывался за одной из бесчисленных дверей.
За какой же?
Его размышления прервала сама Джеанна, внезапно закричав:
— Кто-нибудь! Ради бога, что происходит? Это Алина? Что случилось?
Потом она стала стучать в дверь. Рауль торопливо отошел обратно на дорожку. Тревога Джеанны была вовсе не напрасной: она могла услышать лишь крики кузины.
От толпы отделилась высокая сухопарая фигура. Мать-настоятельница прошествовала к келье Джеанны, снимая ключ со связки на поясе. Отперев дверь, она процедила:
— Уймитесь, леди Джеанна. Ваша глупая кузина воротилась целой и невредимой, хоть и сильно напуганной. — Раздался стук закрывшейся двери; мать-настоятельница вернулаеь к своим подопечным. — Уведите девушку в мои покои. Какая небрежность. Ужасный недосмотр.
Голос ее затих в отдалении; сестры послушно потекли следом за нею, уводя с собой растрепанную, нетвердо ступающую Алину. И тут Рауль заметил, что слова матери Эгберты о недосмотре оказались пророческими: она забыла в замке ключ. Мгновение спустя сад опустел. Рауль бросился к двери, отпер ее и вошел в келью к Джеанне.
Она расхаживала из угла в угол, но при его появлении замерла, не веря своим глазам.
— Благодарю Тебя, Пресвятая Мария! — выдохнула Джеанна. — Так это все подстроено? Слава богу!
Она побежала к двери; Рауль схватил ее за плечи, чтобы остановить.
Она вскрикнула.
Он немедленно отпустил ее; она не сразу смогла восстановить дыхание.
Объяснения были уже не нужны.
— Вас били?
Джеанна выпрямилась как ни в чем не бывало, только на лице не проходила гримаса боли.
— Каждый час молитвы[8].
— Господи Всеблагой! И кто отдал приказ?
— Архиепископ Фламбар.
Теперь замолчал Рауль, не желая осквернить руганью святую обитель.
— Почему вы ничего не говорили раньше? Галеран или я положили бы этому конец!
Но Джеанна уже овладела собою, успокоилась и снова стала той Джеанной, которой он восхищался и немного побаивался.
— Я не хотела этого.
— Вам приятна боль?
— Разве я похожа на сумасшедшую?
— Тогда почему?.. — Но он уже догадался.
— Вам известно так же хорошо, как и мне, что я заслужила наказание. Что люди не успокоятся до тех пор, пока я не получу его…
— И тогда Галерану не придется наказывать вас самому, — договорил Рауль. Джеанна права, пусть даже и пошла наперекор желаниям мужа. Ее смелость поистине достойна восхищения.
Хотя… чуть бы поменьше этой женщине боевого духа.
— Есть и другая выгода, — продолжала между тем Джеанна, довольно улыбаясь. — Не думаю, что король обрадуется, узнав, как обошел его архиепископ. Ведь Фламбар не дал ему разобраться в деле и вынести свой приговор.
Рауль вдруг осознал, что стоит перед Джеанной, разинув рот от изумления, и поспешно закрыл его. Женщины в его семье отнюдь не были слабы или глупы, но он помыслить не мог, чтобы его мать или сестры по доброй воле подставляли спину под розги несколько раз в день со столь политическим обдуманным намерением.
И все же Джеанна опять оказалась права. Она обладает оружием, которое может сразить Фламбара.
— Что вы хотели сделать? — спросил Рауль. — Ворваться к королю и обнажить спину?
Она приготовилась ответить, но осеклась и пристально взглянула на него.
— Что значит: «хотела»?
Если б Джеанна была мужчиной, Раулю пришлось бы сейчас защищать свою жизнь.
— Я не стану содействовать побегу, Джеанна. Поверьте, это не расположит к вам короля. Но я передам ему все, что вы скажете.
Джеанну обезоружили, но в ее глазах вспыхивал и гас опасный огонек. Мгновение спустя она обдумала его предложение и согласилась, пусть и очень неохотно. Вероятно, именно нежелание признать его правоту заставило ее отвернуться к стене с распятием.
