Вэл приподнял брови:
– Выходит, из десяти рабов я, по вашим расчетам, должен купить половину. Неудивительно, что вы прислали мне записку.
Жан-Пьер пожал плечами:
– Но вы же сами предпочитаете семьи. Я вам ничего не навязываю.
Про себя аукционист считал Сен-Бревэна глупцом. Может, и правда, что покупка рабов семьями уменьшает вероятность побега и издержек, связанных с поимкой беглецов. И все же такой подход казался аукционисту пустой тратой денег. Однако он был доволен, что Сен-Бревэн предпочитает пускать деньги на ветер в ротонде. Только за прошлый год благодаря расточительству Сен-Бревэна Жан-Пьер получил очень неплохие комиссионные.
В качестве рождественского подарка хорошему клиенту, а также потому, что торговля шла очень вяло, Жан-Пьер продал Вальмону пятерых рабов за стартовую цену.
Оплачивая покупку, Вэл присовокупил еще сто долларов.
– Будьте любезны, Жан-Пьер, купите на половину этой суммы крепкой одежды для рабов. Особенно нужны хорошие башмаки, даже для старухи. В настоящее время сапожник в Бенисоне перегружен работой. Другую половину потратьте на подарок, который понравился бы вашей жене. Я благодарен ей за то, что она сделала из вас такого приятного делового партнера. За рабами я пришлю кого-нибудь завтра. Таким образом, ваши люди успеют хорошенько помыть их и приодеть. Не терплю вшей на своих рабах.
Аукцион занял всего полчаса. Вэл неспешно вышел, довольный удачной покупкой, в огромный и шумный бар отеля. Там бесплатный завтрак был еще более изысканным и разнообразным, а Вэл уже проголодался. Он решил отведать гумбо и сравнить его с тем, которое ел на рынке.
Приподняв цилиндр, он поклонился знакомой даме, но та была слишком увлечена торгами – продавали плюшевую козетку – и не заметила его.
В то же время какая-то незнакомая ему дама смотрела на него с неподобающей откровенностью. Сен-Бревэн был самым красивым мужчиной в ротонде, а возможно, и во всем отеле. Его легкая и уверенная поступь свидетельствовала о том, что он знает об этом факте и относится к нему с полным безразличием.
Мэри не могла устоять перед искушением. Она направилась в студию Альберта Ринка под предлогом, что не разобрала какую-то деталь в эскизе платья, над которым трудилась.
Когда Альберт объяснил ей эту деталь, она стала рассматривать портрет Вэла, хотя пока на нем еще ничего нельзя было разобрать, кроме наброска коричневого сюртука и нескольких дюймов галстука.
– Мэри, ты слышала хоть слово из того, что я сказал?
– Да, Альберт. Спасибо тебе большое. – Мэри взяла набросок и поспешила вниз, напевая про себя. Ей не нужен был портрет, даже законченный. Выражение лица Вэла, каждый его жест отчетливо отпечатались в ее сознании.
Завтра она снова увидит его. Ханна пообещала, что они с Альбертом поедут в Бенисон как «сопровождающие лица». Никаких проблем не возникнет – они давно уже решили, что магазин будет закрыт и в сочельник, и в Рождество.
Опершись о колонну из фальшивого мрамора, Вэл предался своим мыслям, пока Альберт Ринк писал и говорил. Главным образом он размышлял о предстоящей поездке в Чарлстон. Как проявит себя судно, будет ли благоприятна погода и спокойно море, хватит ли провизии? Он почти не воспринимал слова Альберта.
Пока тот не сказал, с каким нетерпением он и его жена ждут возможности посетить плантацию Сен-Бревэна. Тут Вэл очнулся. Надо же, эта плутовка Мэри Макалистер и вправду нашла себе провожатых. Сначала Вэла это рассердило, затем позабавило и, наконец, понравилось. Ему казалось, что он понимает игру, которую она ведет, а игры ему и самому нравились. Значит, придется перехитрить ее, чтобы забраться к ней в постель, совратить, как если бы она и впрямь была той невинной девицей, которой прикидывалась. Ну до чего умна! Достойное сопротивление – это как раз то, что он любил больше всего на свете.
И внезапно ему страстно захотелось увидеть Мэри Макалистер.
День выдался теплый, даже теплее предыдущего. Солнце ярко светило в безоблачном небе. Мэри и Ханна взяли с собой парасольки, чтобы прикрыть лица от солнца. Зонтики у них были веселенькие, из розового шелка, в рюшечках. Солнце лишь чуточку пробивалось сквозь шелк и высвечивало лица хозяек самым лестным образом. Мужчины и не подозревали, что Мэри всю ночь не спала, нашивая шелк на старые зонтичные каркасы, которые нашла у старьевщика на рынке. Без парасольки ей пришлось бы надеть вуаль, как и поступало большинство женщин в Новом Орлеане. Но тогда она не смогла бы разглядеть все как следует. А ей не хотелось упустить ни одной мелочи в день, который она проведет с Вальмоном.
В карете они с Ханной сидели напротив Вэла и Альберта. Поскольку погода стояла прекрасная, Вэл нанял открытое ландо. Две лошади в хорошем темпе везли их по дороге, тянущейся вдоль реки. Слева перед пассажирами открывался вид на реку и на пароходы, неспешно плывущие вверх по течению. На дороге два небольших экипажа состязались в скорости. По команде Вэла кучер подстегнул лошадей, и ландо присоединилось к гонке.
Затем дорога стала неровной, и им пришлось сойти с дистанции. Ханна принялась обмахиваться платком.
– Я не привыкла к таким волнениям, – сказала она. Щеки у Мэри стали пунцовыми, а золотые искорки в глазах засверкали особенно ярко.
Свернув с дороги, они проехали несколько миль вдоль болота. Необходимость в зонтиках отпала. Высокие кипарисы, обросшие густым испанским мхом, загораживали солнце. Оно проглядывало лишь в широких окошках черной болотной воды, превращая их в яркие зеркала, в холодных глубинах которых блестел теплый солнечный шар.
На обочине узкой тенистой дороги вдруг ожила длинная колода и с головокружительной быстротой рухнула в черную болотную воду.
Ханна взвизгнула. А Мэри выгнула шею, чтобы увидеть, как аллигатор вынырнет. Вэл наблюдал за ними с едва заметной улыбкой.
Вскоре они оказались на широкой аллее, окаймленной раскидистыми дубами. Навстречу им выбежал десяток громко вопящих негритят. Дети бежали вровень с экипажем, размахивая руками и смеясь. Путешественники прибыли в Бенисон.
Плантация не только соответствовала ожиданиям Мэри, но и намного превосходила их. Высокие белые колонны особняка поддерживали крутую крышу над широкой выложенной плиткой галереей первого этажа и побеленным чугунным балконом, опоясывавшим второй этаж. Холл был выложен мрамором. Персидский ковер, словно сплетенный из драгоценных нитей, окрашивал в теплые тона прохладный камень.
Дворецкий принял шляпы, трости и зонтики и спросил Вэла, куда подавать кофе.
– Во внутренний дворик, – сказал Вэл. – А потом мы перед обедом сходим на конюшню, если дамы не против.