– Нет, – ответила леди Шарлотта. – На все вопросы я отвечала правду.
– Но вы утаили от суда самое главное! – возразил судья. – И мне уже совсем непонятно, почему герцог убил свою супругу.
Леди Шарлотта опустила голову и сказала:
– Мотив мне неизвестен. Такое чувство, будто лорда Сотема околдовали. Герцогиня всегда была очень добра ко мне. Какое-то время я отказывалась верить в то, что увидела собственными глазами. Отказывалась принять и признать, что герцог, которого все любили, мог совершить такое преступление. Потом почти сразу же арестовали его сына и… – Она опять подняла голову. – Я была не права. Надеюсь, мое присутствие здесь и мои слова искупят всю боль, которую я причинила своим молчанием. И еще мне хочется от всей души… пожелать… – Леди Шарлотта повернулась к Хэтерфилду. Стефани не видела ее лица, но заметила, как та глубоко спрятала обе ладони в складках платья. Хэтерфилд смотрел на нее с глубоким сочувствием. – Пожелать тебе счастья, – закончила она почти шепотом.
– Я тоже хочу, чтобы ты была счастлива, – отозвался Хэтерфилд.
Толпа, затаив дыхание, ждала, что будет дальше. Даже барышни как-то умудрились не упасть в обморок, настолько они боялись, что могут пропустить самое главное. Стефани в изумлении заметила, как крепко леди Шарлотта сжала зубы. Одна ее рука что-то искала в складках.
Внезапно Хэтерфилд перепрыгнул через ограждение и, взревев, кинулся к леди Шарлотте.
– Не делай ей больно! – успела крикнуть Стефани.
Они вместе упали на пол, их тела, под черной материей, сплелись, борясь друг с другом. Стефани не понимала, что происходит. И лишь когда прогремел выстрел и безо-бидная пуля улетела в потолок, засыпав испуганных людей пылью от лепнины, ей стало ясно, что именно Хэтерфилд заметил со своего места.
Август 1890
Париж
У работников отеля «Крийон» настали трудные времена.
– Каждый день одно и то же! – воскликнула однажды горничная Иветт. – Они до самого полудня не выходят из номера!
– А поднос с завтраком! Его теперь следует оставлять у двери, чтобы не беспокоить их. – Пьер, официант кухни отеля, негодующе встряхнул головой. – Бриоши, шоколад – все это становится холодным, как лед!
Горничная отхлебнула кофе и продолжала:
– А потом, в обед, месье Анри говорит, что они наконец ушли. Я несусь в номер, начинаю убирать и вдруг – бац! Дверь открывается, они входят, держась за руки, и герцог заявляет, что я должна прийти позже. Позже! Когда именно, хотела бы я знать? Ближе к ночи, что ли?
Мари-Роз, старшая горничная, села за стол с чашкой кофе и с мудрой улыбкой сказала:
– У герцога и герцогини медовый месяц. Вы видели, как они приехали к нам четыре дня назад? Он перенес ее через порог, как принц из сказки. У них настоящая любовь, это сразу видно. Понятно, что они никак не могут насытиться друг другом.
Юная Маргарита, только что приехавшая в столицу из провинции, тоже решила принять участие в разговоре:
– Разве красавец-герцог не дает тебе десять франков, когда просит уйти? Так ты скоро сможешь купить свой собственный отель, Иветт.
– Это неприлично, – фыркнула та в ответ. – У герцогини уже такой большой живот! Ему нужно подавлять свои инстинкты. Вообще непонятно, как его тянет на нее в таком положении.
– О, ты просто не знаешь, что творится с мужчиной, когда он видит, как его любимая женщина округляется, нося в своем животе их ребенка. – Это сказал Рене, официант обеденного зала. Настоящий француз, с длинными черными усами и блестящими глазами, он с чувством поцеловал свои пальцы, показывая всю глубину восторга такого мужчины. – А живот у герцогини еще не такой большой. Он похож на сладкую дыньку в саду. Эта дама цветет, как роза.
Зазвонил звонок из номеров. Пьер с обреченным видом встал и вышел из комнаты.
– Иветт просто хочет, чтобы этот красивый герцог смотрел на нее, а не на жену, – сказала Мари-Роз.
– Я бы сама много отдала за его поцелуй, – вздохнула Маргарита.
– Поверь мне, Иветт нужно больше, чем поцелуй, – со смехом возразила Мари-Роз.
– Ну и что? – Иветт встряхнула головой. – Почему бы и нет? Должен же он узнать, насколько лучше иметь в постели настоящую француженку, чем толстую английскую кобылу!
Мари-Роз наклонилась к ней и сказала:
– А я слышала, что его жена – принцесса. Настоящая немецкая принцесса! И мне она кажется очень красивой – с этими рыжими волосами и голубыми глазами, которые сияют как…
Иветт встала и схватила полотенце.
– Принцесса или нет, но этой немецко-английской корове просто повезло. Заполучить такого мужчину! У нее до того короткие волосы, что их нельзя даже собрать в высокую прическу! Думаю, если я как-нибудь застану герцога в одиночестве…
Мари-Роз опять рассмеялась и сказала:
– Ты не поймаешь его одного, Иветт, даже если будешь тенью дежурить у двери. А знаешь почему?
Иветт лишь молча встряхнула головой.
– О-о-о, – простонала Маргарита, чуть не прыгая на стуле от любопытства, – и почему же?
Пьер просунул голову в дверь и помахал какой-то запиской.
– В номер для новобрачных – бутылку шампанского и блюдо с малиной. С малиной! Sacré bleu![6]
Мари-Роз направила взгляд своих умных глаз на юную Маргариту и нежно потрепала ее по щеке.
– Потому что, моя дорогая, они любят друг друга.
Девятый герцог Сотем, после долгого раздумья, положил последнюю ягоду малины в ложбинку груди девятой герцогини Сотем и отставил блюдо в сторону.
– Не двигайся, – сказал он.
Его жена засмеялась, и малина с самой верхушки груди скатилась вниз.
– Смотри, что ты натворила! – Он покачал головой и осторожно вернул ягоды на место. – Вот так. Просто идеально. Ты – самый соблазнительный десерт, который я когда-либо видел.
– Но мы еще не обедали.
– Не двигайся!
Стефани постаралась придать своему смеющемуся лицу серьезное выражение и замерла. Но ее огромные глаза мягко смотрели на него так, будто муж был обедом, огромным пиршеством, а она до этого неделю голодала.
Молодой герцог Сотем радостно нагнулся к первой малине, лежащей в ямочке у основания шеи.
– Ой, мне щекотно!
– Лежи тихо, любовь моя. Это тонкая работа. – Супруг поймал ртом ягоду и почувствовал на губах ее сладость и солоноватый привкус кожи Стефани. Именно то, что ему было нужно.
Потом он прочертил поцелуями дорожку к следующим трем ягодам, которые выстроились в линию – грудь, ложбинка и еще грудь. Герцог начал слева и потихоньку добрался до правой малины, наслаждаясь мягкой полнотой груди Стефани, ее гладкой и такой белой кожей, что сквозь нее виднелись голубые жилки.
