– Господь всеблагой… – пробормотала я. В холодном воздухе клубился пар от горячей жидкости, залившей мою шерстяную юбку.
– Ребенок идет! – ликующе провозгласила Гризельда. – Тужься!
Совсем скоро прозвучал громкий протестующий вопль новорожденного. Мы плакали и смеялись одновременно. Гризельда обтерла ребенка и завернула его в теплую шаль, а я отнесла Алисию на кровать и укрыла ее одеялом, после чего поспешно захлопнула ставни и подбросила дров в огонь. Жак ворвался в спальню, когда Гризельда передавала ребенка матери.
– Господи! – вскричал Жак, падая на колени у кровати и убирая прядь мокрых волос со лба Алисии. – Боже мой, я думал, что потеряю тебя!
Он взглянул на крохотное, сморщенное личико и вопросительно посмотрел на меня.
– Девочка, – тихо ответила я, – маленькая, красивая и здоровая девочка.
Чуть позже, когда Алисия и ребенок уснули, я отправилась во дворец, помня, что нужно поскорее вернуть кольцо.
– Принцесса молится, – сказала мне Агнесса. – Она просила ее не беспокоить, пока ты не придешь.
– Ну, вот я и пришла! – радостно воскликнула я, сжимая Агнессу в объятиях.
Я тихонько заглянула в дверь опочивальни. Екатерина стояла на коленях перед образом Девы Марии, ее утешением в столь многих неприятностях. Услышав тихий скрип дверных петель, Екатерина обернулась. На ее щеках виднелись следы слез, и я преисполнилась благодарности за то, что она так близко к сердцу приняла бедственное положение Алисии.
– Ваше высочество, все хорошо, – тихо сказала я, склонившись в реверансе.
– Ах, слава богу! – воскликнула она, бросилась ко мне и обняла. – Но ты замерзла! Сядь к огню! Я попрошу Агнессу согреть вино.
– Погодите, я отдам вам кольцо, – попросила я, доставая кожаный кошель из лифа. – Ваше высочество, благодаря вашей доброте родилась хорошенькая девочка. Алисия тоже здорова.
– Нет, Метта, благодарить надо Господа, – торжественно сказала Екатерина и радостно продолжила: – Знаешь, я хотела бы стать крестной матерью девочки, потому что чувствую себя причастной к ее появлению на свет. Что ты на это скажешь?
Я онемела от неожиданности. Екатерина желала стать покровительницей девочки!.. Право назвать своей крестной саму дочь короля давало ребенку огромное преимущество в жизни.
– Вы оказываете нам великую честь, ваше высочество, – со слезами на глазах проговорила я. – Мне даже не нужно спрашивать родителей, потому что ответ известен заранее.
– И все же мне следует осведомиться об их предпочтениях. Завтра рано утром я отправлю пажа, он передаст им мое предложение и узнает, когда состоятся крестины. А сейчас мы позовем Агнессу и выпьем подогретого вина за здоровье младенца.
На следующее утро я несла ребенка, тщательно укутанного от лютого холода, к церкви Сен-Жан-дю-Марше. Жак гордо вышагивал рядом, принимая поздравления от соседей. Позади шел подмастерье Жака – будущий крестный отец ребенка. Гризельда несла традиционный крестильный чепец, расшитый христианскими символами. Мать не допускалась к участию в этом обряде; ей также не разрешалось готовить или подавать еду, пока через неделю после родов она не примет причастия. Алисия возмущалась таким порядком, но я решила, что разумнее дать ей возможность поправиться и сосредоточить внимание на ребенке, и взяла заботы по дому на себя.
Хотя продавцы на рынке еще только раскладывали свой товар, перед дверями церкви собралась толпа, привлеченная пышным кортежем. Екатерина явилась в полном блеске придворного облачения, в сопровождении Агнессы и стражников в ливреях, расшитых лилиями. Как я и предсказывала, Алисия с Жаком восторженно приняли предложение принцессы стать крестной матерью их ребенка. По этому случаю Екатерина отказалась от глубокого траура и надела красивое платье из белого бархата и головной убор, украшенный драгоценными камнями. О королевском происхождении принцессы свидетельствовала роскошная горностаевая мантия. Вскоре все жители Труа узнают, что у купели ребенка Алисии и Жака присутствовала дочь короля.
Священник был так поражен великолепием Екатерины и ее свиты, что неуклюже споткнулся и чуть не упал, бросаясь вперед, дабы преклонить перед ней колени.
– Вы оказываете нашей церкви огромную честь, ваше высочество, – пролепетал он, смущенно потупившись.
– Ваша церковь очень красива, отец мой, – любезно заметила принцесса. – Прошу вас, поднимитесь, давайте приступим к церемонии. Сегодня очень холодно, ребенок замерзнет. Надеюсь, святую воду согрели?
Священник неловко поднялся на ноги и коснулся чана, стоящего рядом с купелью.
– Вода теплая, ваше высочество. Я велел экономке согреть ее у очага.
Священник перелил святую воду в холодную каменную чашу. Я быстро распеленала младенца и передала Екатерине. Девочка завопила от холода – и описала красивое бархатное платье принцессы, но Катрин держалась невозмутимо.
– Уверена, это принесет удачу нам обеим, – улыбаясь, сказала она и протянула ребенка священнику. – Словно меня снова окрестили.
Священник погрузил ребенка в воду, бормоча латинские слова крестильного обряда, заглушаемые криком младенца.
– Кто назовет этого ребенка? – провозгласил священник.
– Я, Екатерина, – громко и четко объявила принцесса. – Ее зовут Екатерина.
Часть четвертая
Из Труа в Париж
Судьбоносный год
1420–1421 годы
К концу марта мирный договор между Бургундией и Англией был согласован, и Филипп Бургундский привез его королю Карлу для одобрения. Герцог прибыл верхом в сопровождении тысячной свиты, как подобало регенту Франции. Полугодовой траур по Иоанну Бесстрашному окончился, и, несмотря на пост, французский двор готовился к приему молодого герцога.
Перспектива грандиозного торжества вывела королеву из затяжной хандры. Мишель, в сопровождении сотни королевских рыцарей с герольдами и трубачами, выехала из Труа встречать мужа на мосту Сены. Вслед за герцогской четой кортеж отправился во дворец. Юные девушки рассыпали перед всадниками охапки душистых весенних цветов, а в тронном зале герцога и герцогиню Бургундских ждал изысканный пир.
Занимая придворный пост, я находилась среди дворян в королевской приемной. Сюда должна была явиться августейшая семья перед началом церемониального пиршества, на котором мне тоже полагалось место.
Наряды герцогини Бургундской и ее супруга откровенно заявляли о богатстве и знатности, затмевая своим великолепием наряды королевы и принцессы. Мишель величественно вплыла в комнату в алом, шитом золотом бархатном платье под длинной соболиной мантией. Ее шлейф несли три фрейлины. Каштановые волосы Мишель собрали в золотую сетку, усеянную сверкающими драгоценными камнями и обрамленную завесой шелковой вуали. Такого роскошного и изысканного наряда французский двор давно не видел, и королева Изабо едва не скрежетала зубами от досады. Черты лица Мишель не были так тонки и правильны, как черты Екатерины, но глаза цвета морской волны привлекали внимание, а выбритые волосы подчеркивали высоту лба и благородство длинного носа, фамильной черты Валуа. Мишель подошла к Екатерине, стоявшей у камина.
