– Вам следовало подарить их своей жене.
– Я не люблю ее, - сказал Адам, и глаза его потемнели от отчаяния. - После отказа от вас я продал свою душу. Я думал, что состояние Шарлотты будет достаточным утешением. Знаете, что мне пришлось узнать? - Он горько рассмеялся. - Мое новообретенное богатство принесло с собой обязательства, от которых меня выворачивает наизнанку. Шарлотта обращается со мной как с дрессированной мартышкой. Она ждет от меня послушания, беспрекословного выполнения ее воли и вознаграждает меня, только если я это делаю. Я утратил гордость и самоуважение.
– Ох, Адам, - печально прошептала Эмма, - вы не должны рассказывать мне об этом. Я не могу вам помочь.
– Нет, можете!
Эмма открыла было рот, чтобы возразить ему, но услышала звук шагов по замерзшей земле и шорох одежды, задевающей за кусты. Спустя несколько секунд на полянке появилась Шарлотта Милбэнк. Ее бледное лицо оставалось невозмутимым, но в глазах сверкало злое торжество.
– Мы нашли их, - объявила она своему спутнику, который вышел на полянку и встал рядом с ней.
– Ник! - проговорила Эмма, и сердце ее упало. Ее муж тихо обратился к Адаму:
– Убирайтесь с моей земли, или я убью вас! - Из уст некоторых людей это прозвучало бы как эффектная фраза, но Николай был абсолютно серьезен.
– Нет, - поспешила вмешаться Эмма. - Оставь их, Ник. Не давай сплетникам новой пищи. Кроме того, у тебя деловые отношения с Брикстоном и его американскими друзьями. Ведь так? Ты не должен оскорблять Брикстона, выгоняя из своего дома его сестру с мужем.
Тигриный взгляд Николая впился в ее зрачки.
– Почему ты хочешь, чтобы Милбэнк остался?
– Нам все равно пора ехать, - пробормотала Шарлотта и шагнула вперед, чтобы взять мужа за руку. - У меня разболелась голова. К тому же я увидела то, ради чего приехала сюда. Пойдем, дорогой.
Сначала казалось сомнительным, что Адам ее послушается. Молчание мучительно затянулось. Наконец он подчинился властному нажиму жены и покинул сад вместе с ней.
Николай смотрел на рассыпанный у ног Эммы жемчуг.
Ей захотелось оправдаться, хотя причин для этого не было. Рассердившись на свое смущение, Эмма перешла в наступление.
– Ну, что теперь, Ник? - сухо спросила она. - Что последует? Вопросы? Обвинения?
– Ты приглашала его? - осведомился он, по-прежнему глядя на жемчуг.
– Ты думаешь, мне хотелось его здесь видеть?
– Возможно. Ты что, испытываешь меня, Эмма?
Вопрос неожиданно привел ее в ярость:
– Я не стану оправдываться. Верь, во что хочешь!
– Я хочу услышать твое объяснение.
– Неужели? - с деланной наивностью осведомилась она. - Как чудесно, что ты решил проявить справедливость, после того как уже сделал свои выводы! Вы с Адамом совершенно одинаковы: пара собак, грызущихся из-за кости. Что ж, я не позволю никому из вас давить на себя, рвать и тянуть в разные стороны. Как ты смеешь глядеть на меня с подозрением, когда я изо всех сил стараюсь поверить в тебя! Неужели я не заслуживаю такого же отношения? Такой же слепой веры?
Ни единого звука, ни единого слова не донеслось в ответ, лишь полное молчание. Николай, казалось, был поглощен внутренней борьбой, которая требовала от него полной сосредоточенности. Эмма смотрела на суровый профиль мужа, высвеченные лунным серебром линии носа и скул.
Наконец Николай сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, напряжение ушло из его тела.
– Я знаю, что ты его не приглашала, - грубовато признался он. - Но когда я увидел тебя здесь, рядом с ним, мне захотелось придушить вас обоих. Я ревновал.
Эмма почувствовала, что ее злость проходит.
– Для этого не было причины.
– Разве? - Он помолчал еще несколько мгновений. - Шесть месяцев назад я стоял в этом саду и слышал, как ты сообщила Адаму, что любишь его, произнесла слова, которых никогда не говорила мне.
– Разве я не говорила их тебе в прошлой жизни? - отозвалась она в слабой попытке пошутить.
– Да, говорила, - абсолютно серьезно ответил он. - И я хочу услышать их снова. Только надежда на это поддерживает меня, Эмма.
***
К общему облегчению, праздники прошли без дальнейших осложнений. Николай совсем выбросил Милбэнков из головы, посвятив себя нуждам своей семьи, арендаторов, занялся делами. Он наконец нашел опытного наставника для Джейкоба и пригласил его приехать днем в поместье. Пожилого мужчину провели в библиотеку, где его ждали Николай и Джейкоб. Николай жестом пригласил его присесть и объявил:
– Мистер Робинсон, мы с сыном хотели бы предложить вам место гувернера. Ваши рекомендации безупречны, а после встречи с вами на прошлой неделе мы оба согласились, что вы самый подходящий человек.
Робинсон, седой, солидный джентльмен, в течение сорока лет преподавал в Итоне и теперь пожелал вести менее напряженную жизнь частного преподавателя. Он обладал добротой и мягким юмором, которые Николаю очень пришлись по душе. В нем также чувствовалась упорная воля, предполагавшая воспитание с твердостью и здравым смыслом. Еще важнее было, что Джейк его одобрил, чувствуя в нем отеческую теплоту.
Улыбка раздвинула аккуратно подстриженные усы мистера Робинсона, и он без уверток коротко сказал:
– Принимаю. Могу также добавить, что весьма необычно позволять ребенку сказать свое слово при принятии такого решения, но в этом видна некоторая свежая струя. - И он лукаво блеснул глазами в сторону Джейка. - Полагаю, что мы с юным Джейкобом поладим.
– Мы будем предоставлять вам отличные комнаты и обслуживание, где бы ни обитала семья. Мы также надеемся, что вы примете участие в наших возможных путешествиях.
– Я с удовольствием буду их ждать, ваша светлость. Путешествия дают прекрасную возможность пополнять знания. Даже человеку моего возраста.
– Вот и прекрасно. - Николай прервал себя на полуслове, так как в дверях библиотеки появился дворецкий. - В чем дело, Станислав?
– Посыльный только что принес это для вашей светлости. - Дворецкий подал ему на маленьком серебряном подносике запечатанное письмо и удалился.
– Извините меня, - проговорил Николай, обращаясь к Робинсону. Взломав восковую печать, он пробежал глазами письмо, адресованное лично ему. Оно гласило:
"Николай!
Мне хотелось бы обсудить с Вами дело первостепенной важности. Оно касается Эммы. Встретимся в старом домике привратника Саутгейт-Холла сегодня в четыре часа пополудни. Я бы предпочел, чтобы Вы никому об этом не упоминали.
Стоукхерст".
– Что за дьявольщина? - пробормотал Николай, перечитывая записку. Загадочное послание ничем не походило на обычный прямой и четкий стиль Стоукхерста. Возможно, однако, что он тревожился о дочери. У Николая не было иного выбора, кроме как быстро откликнуться на приглашение. Он хотел наладить хорошие отношения с семьей Эммы. И если понадобятся дополнительные усилия, дабы ублажить ее отца, он приложит их, чего бы это ему не стоило.
