Грусть перешла в гнев. Приступ леденящей душу ярости был новым для него и болезненным, кровоточащей раной в той части его тела, о существовании которой Дэниел давно забыл. Под звуки музыки он узнал это чувство. Ворон ревновал. Ревность терзала его сердце когтистой лапой.
Дэниел еще никогда так не увлекался женщиной, чтобы стать жертвой этого ядовитого чувства. Ему вдруг захотелось выцарапать всем глаза. Увести Лорелею из зала, спрятать, укрыть ее от похотливых, жадных взглядов.
Ревность делала его опасным человеком.
Но он и вида не подал, когда ринулся в самую середину танцующих и сомкнул руку вокруг запястья Лорелеи. Она удивленно взглянула на Дэниела.
— Прошу меня извинить, — сказал Дэниел, с улыбкой победителя на лице. — Моей жене нездоровится, — он обнял ее за плечи. — Дорогая, нам лучше уйти.
— Я только что пришла, — заявила она, вызывающе подняв подбородок. Свет свечи золотил ее прекрасную обнаженную шею.
Бонапарт бросил на Дэниела понимающий взгляд.
— Напротив, ваша жена очень хорошо выглядит. Но я уже и сам устал от этих танцев, — он галантно склонился над ее рукой, поцеловал и повернулся к Дэниелу: — Прошу, сударь.
Грубо сжимая тонкое запястье, Дэниел потащил ее к выходу.
— Я хочу остаться.
В ее хриплом голосе слышалась тревога.
— О нет, — проговорил Дэниел, едва касаясь ее обнаженного плеча. — Боюсь, что нет, дорогая.
Они вышли через веранду, на которой прогуливались пары и группами стояли военные. Внизу раскинулся освещенный разноцветными огнями сад. Дэниел направился ко входу во дворец, над которым были установлены большие часы.
Лорелея сопротивлялась.
— Ты не можешь насильно увести меня, Дэниел Северин, — презрение в ее голосе превратило ароматный ветерок ночи в ледяную бурю.
— Послушай, — сказал он с преувеличенным терпением. — Ты можешь спокойно уйти со мной или отказываешься и…
— Да. Я отказываюсь, — она вырвалась из его рук и, резко повернувшись, зашагала назад, в сторону бального зала.
Прозрачная ткань струящимися складками обтекала соблазнительные выпуклости ее стройной фигуры.
Дэниел смотрел ей вслед. Этой ночью, как ни в какие другие, ему нужна была ее теплота, нежность, любовь, но не упрямство.
— Не заставляй меня ставить нас перед всеми в неловкое положение, — он про себя сосчитал до трех.
Лорелея не вернулась назад, и он в два шага покрыл расстояние между ними, схватил ее за руку и повернул к себе лицом.
— Ты и так достаточно себя унизила сегодня. Не заставляй меня еще больше усугублять это.
— Тогда прекрати вести себя так, словно я твоя собственность. Я остаюсь.
Она стояла и смотрела на него воинственно и вызывающе. Остановилась группа солдат, наблюдая за происходящим.
— Пойдем сейчас же со мной, — произнес Дэниел доведенным до бешенства голосом. — Или, ей-богу, я потащу тебя.
— Тогда тащи, — парировала она, — потому что это единственный способ заставить меня уйти.
— Мне очень жаль, — прошептал он, потому что действительно так и было на самом деле.
Подхватив ее на руки, Дэниел перекинул Лорелею через плечо.
Когда Дэниел проходил через веранду со своей ношей на плече, послышался женский смех.
— Получил удар, гражданин, — крикнул какой-то мужчина.
А потом, как будто перед ними разыгрывают сцену из спектакля, люди начали аплодировать.
— Парижанам так легко доставить удовольствие, — пробормотал Дэниел.
Шум аплодисментов еще звучал в его ушах, когда Дэниел отослал горничных из их комнат, ногой распахнул дверь в свою спальню и положил Лорелею на кровать.
— Ты проклятый варвар! — она скатилась с кровати и побежала к двери, ее платье как привидение мелькало в лунном свете.
Дэниел бросился к ней, захлопнул дверь и повернул в замке ключ.
— Тебе лучше немного побыть со своим мужем. Нам нужно кое-что решить, Лорелея. Прямо сейчас, — сказал он, засовывая ключ в карман.
Она отступала от него, пока не уперлась в спинку кровати. Лорелея ухватилась за нее и презрительно посмотрела на Дэниела, как на совершенно чужого ей человека.
— Нам нечего решать, — сказала она. — Ты лгал. Я не прощу тебя. Что ты еще можешь мне сказать?
«Что я люблю тебя, — это открытие поразило его сердце и пронеслось сквозь сознание. — Больше жизни, больше свободы».
Еще вчера она бы поверила ему. Сегодня же решит, что это очередная ложь.
Он подошел к камину и взял с полки трутницу. Очень медленно и нарочито осторожно он зажег тонкую свечку, а потом прошел по комнате, зажигая по очереди все свечи, пока не стало светло.
В его душе ярость перемежалась с каким-то страшным возбуждением. Он знал ее как девственницу, партнершу в восхитительной страсти и нежную, жаждущую любовницу. Но только не такой, какою она была сейчас: соблазнительной женщиной, полностью осознающей силу своей сексуальной привлекательности.
Лорелея без выражения смотрела на него, в ее глазах была настороженность. Наконец он повернулся к ней лицом.
Казалось, ему было трудно дышать.
Зря он зажег свечи. Невольно его взволновало так хорошо сидящее на ней это проклятое платье. Ткань обтягивала ее тело, золотом сияло в желтом свете свечей и восхитительно переливалось при каждом ее вздохе.
Его тянуло к ней, как глупое насекомое в шелковую паутину. Дэниел подошел и стал перед Лорелеей, упершись руками в спинку кровати, тем самым лишив ее возможности улизнуть от него.
— Что, черт возьми, с тобой происходит? — требовательно спросил он.
В ее глазах с пляшущими язычками пламени он увидел вызов.
— Я выросла, Дэниел. Стала мудрее.
Он хрипло усмехнулся, хотя его глаза не отрывались от ее пухлых, влажных губ. Дэниел грубо дернул за прозрачную ткань платья:
— Ты называешь это нарядом взрослой женщины? Я называю это платьем шлюхи. Этому научила тебя Жозефина?
— Тебе самому очень нравились уроки Жозефины, Дэниел, — бросила она ему в ответ.
Его сердце превратилось в кусок льда. Значит, и об этом рассказала Лорелее эта сука.
— Ради Бога, — тихо произнес он, — о чем ты думала, когда наряжалась в это платье?
— Я думала, что оно сможет привлечь внимание мужчин к тому факту, что я уже не маленькая швейцарская овечка, которая не видит ничего, кроме своего мужа.
— О да, их внимание ты заполучила, — его взгляд упал на ее грудь и скользнул вниз к темному треугольнику волос. — Бог помог нам, мое внимание ты тоже заполучила.
— Какая досада! — воскликнула она, выскользнув из-под его рук и залезая на кровать. — Но твое внимание мне ни к чему. Оставь меня одну, — ее голос звучал холодно, каждое слово падало как камень в темный колодец.
