И, попрощавшись со смутившейся баронессой, дядюшка закрыл за собой двери в библиотеку.
Ванда уже приехала и ожидала хозяйку в туалетной комнате, где успела приготовить ванну с горячей водой и ароматными маслами.
— Я очень рада видеть тебя, — облегченно вздохнула Марциана, с удовольствием погружаясь в душистую воду. — Я так боялась, что гроза напугает лошадей и задержит вас в дороге.
— Слава Богу, мы успели в замок раньше, чем начался этот ужасный ливень.
Когда баронесса вышла из ванны, горничная укутала ее в теплую простыню и усадила на мягкий пуфик перед зеркалом:
— Ваши волосы, как всегда, неуправляемы. Попробуем их уложить хотя бы в легкие локоны.
— Я думала, ты устанешь за время пути, — удивилась Марциана.
— Дорога, честно говоря, и впрямь была не из веселых. Лошади пугались каждого раската грома, и мы думали, что вот-вот начнется ливень. Потом посыпался град, и нам пришлось пережидать его в густой рощице.
— А здесь града не было, — с удивлением заметила Марциана и подхватила на руки ласкающуюся к ней Лорелею: — Ах, ты, моя хорошая… Соскучилась без меня?
— Но… если честно, милостивая пани, было не так уж скучно. Мне не нравится путешествовать одной с мужчиной, но господин Петер оказался очень приятным собеседником.
— Боже мой, Ванда, неужели ты влюбилась в слугу барона Грифенталя?
— Ничего подобного!.. Перестаньте смеяться надо мной, пани! Я только хотела сказать, что с ним было интересно. И вел он себя очень пристойно. Петер много рассказывал о себе и своем господине. Он даже служил вместе с ним в армии.
Болтовня не помешала горничной быстро привести в порядок волосы своей госпожи. Накинув затем на плечи Марциане легкий шелк сорочки, она скромно удалилась, прихватив с собой разыгравшуюся Лорелею.
Оставшись одна, юная баронесса некоторое время прислушивалась к звукам за дверью. Шагов мужа пока слышно не было, и Марциана, поежившись (скорее всего, от волнения, нежели от холода), нервно укуталась в атласный пеньюар, который вряд ли мог согреть ее. Она побродила некоторое время по спальне, а затем решительно достала из саквояжа дневник и села к письменному столу у окна.
«…Трудно поверить, Михель, но сегодняшний день еще не закончился. Теперь я замужняя женщина и жду прихода моего мужа. Мансфельдвельде — великолепное поместье, но в семье, похоже, не все благополучно. Все мужчины этого знатного рода, кажется, ведут довольно бурную жизнь и соответственно…»
Раздался легкий стук в дверь. Марциана спешно схватила чистый лист и накрыла написанное, но с пера упала капля чернил и поставила на бумаге кляксу.
— Извините, если напугал вас, — барон неторопливо приблизился к жене.
— Ничего страшного, мой господин, я просто писала…
Пытаясь сохранить самообладание, она убрала дневник в ящик стола, надеясь, что муж не захочет прочесть ее записи. Генрих подошел к камину и поправил огонь, затем снова взглянул на нее:
— Я думал, что вы уже в постели.
— Я не знала, о чем вы думали, мой господин… Припоминаю, вы объяснили мне, чтобы я шла спать… Простите, я немного нервничаю. Надеюсь, вы не сердитесь?..
— Совсем не сержусь. Должен отметить, что не заметил вашего волнения. Вы кажетесь абсолютно спокойной и безмятежной. Глядя на вас, я сейчас вспомнил, что ваш отец называл вас образцом покорности. Такая добродетель очень редка.
— Меня так воспитали, — девушка пожала плечами, не зная, что еще могла бы сейчас сказать.
Он с улыбкой взглянул на нее:
— Вы не разочаруетесь во мне, если я признаюсь, что тоже нервничаю?
— Вы? Но я считала, что… — она смутилась, но продолжила: — …что мужчины имеют большой опыт в подобных делах… Вы знаете… что нам нужно делать?..
— Да, Марси, — улыбнулся барон. — Я знаю, как должны себя вести мужчина и женщина.
— Очень хорошо, потому что я совершенно ничего об этом не знаю, — вытянувшись в струнку, произнесла Марциана слегка задрожавшим голосом. — Но… если вы тоже нервничаете или у вас нет сегодня настроения, то… можно не спешить. В конце концов, я совсем не возражаю против…
— Нет никаких причин откладывать «это», — пристально всматриваясь в лицо юной супруги, тихо произнес Генрих. — В конце концов, таков наш долг. Мы должны иметь детей. А, говоря о своем беспокойстве, я просто имел в виду, что у меня раньше не было жены. И я не имел дел с неопытными женщинами.
Марциана теперь уже совершенно не знала, что отвечать мужу. Он был слишком откровенен с ней, и это заставляло ее волноваться. Она знала, что мужчины подчас встречаются с женщинами определенного сорта, но то, что ее собственный муж может так спокойно об этом говорить…
— Для нас обоих будет лучше, если мы забудем прошлое, и будем думать только о будущем, — прервал ее раздумья муж. — Ложитесь в постель, а я погашу свечи.
Марциана выждала момент, когда барон отвернется, и, мгновенно сбросив халат, нырнула в постель, тут же натянув до самого подбородка пуховое одеяло. Генрих погасил последнюю свечу на столике и, сбросив халат, лег в постель. Несмотря на полумрак, Марциана сразу поняла, что он обнажен, и почувствовала, как вспыхнули ее щеки. Хорошо, что в спальне темно… Ей никогда не приходилось видеть раздетого мужчину…
— Не хотите ли снять сорочку?
— А это необходимо?
— Можно не снимать, конечно, но следует хотя бы ее поднять.
Мягкий шелк медленно пополз вверх по телу, ведомый жаркими пальцами супруга… Марциана тут же вся напряглась и судорожно вздохнула, пытаясь подавить в себе острое желание выпрыгнуть из постели и убежать. Прикосновения мужских рук вызывали у нее незнакомые ощущения, а девичья скромность противилась тому, что позволял себе супруг. Когда же его рука проникла к ней между бедер, она вздрогнула и попыталась оттолкнуть мужа.
— Тише… успокойся… — пробормотал он. — Я помогу тебе расслабиться…
Рука супруга двинулась вверх, гладя ее живот. Затем он прикоснулся к ее груди… Его движения были уверенными и нежными, они пробуждали у юной девушки совершенно незнакомые ощущения. Мелькнула мысль, что он ласкает ее так, словно пытается успокоить испуганного котенка… Прикосновения опытных пальцев неожиданно стали доставлять ей удовольствие, и она действительно начала расслабляться. Когда же к ней прильнули жаркие губы мужа, она послушно ответила на поцелуй…
Вспышка молнии и мощный раскат грома заставили ее вздрогнуть и прижаться к мужу… Поцелуи Генриха сначала были нежными, но с каждым мгновением становились все более жадными и настойчивыми, а затем, к ее изумлению, его язык и вовсе проник к ней в рот и начал какие-то удивительные движения… Рука мужа снова протиснулась между ног и принялась ласкать внутреннюю поверхность бедер…
