– А как насчет других колоний?
– Во всем мире. Поспеши, дорогая. Тут есть один парень, который не может больше терпеть.
Когда она высвободила груди из корсета и расшнуровала завязки, Дэн застонал от предвкушения. «Маленькие подушки богов», как любовно называл их Дэн, соблазнительно покачивались на ходу, пока Адди подходила к постели. Опершись коленями о кровать, она опустилась на Дэна, прижавшись к нему так крепко, что ее тугие соски обожгли его грудь, словно раскаленные слитки. Занимаясь любовью, они принимали различные позы. Часто Адди брала инициативу на себя и ложилась сверху.
– Это неправильно, сверху должен быть мужчина, – возразил Дэн, когда они проделали это в первый раз.
– И кто это сказал? – осведомилась Адди. Он пожал плечами:
– Так все говорят.
– Кто говорит? Наверняка мужчины. Устанавливают для любви правила, как и для всего остального. Нет, все надо менять, старичок, хотя я и обожаю тебя со всеми твоими мужскими предрассудками. Когда-нибудь женщины будут заседать и в парламенте.
– Господи! – с ужасом воскликнул тогда Дэн. Конечно, он был либералом и верил в право голоса для женщин и равные права полов на рынке труда – но не больше!
Теперь же он наслаждался, лениво развалясь на спине, в то время как его партнерша усердно трудилась.
Она поцеловала его в губы и затем приподнялась так, что ее груди – значительно увеличившиеся с тех пор, как Дэн впервые их увидел, – оказались над его лицом, словно спелые персики на ветке. Дэн поцеловал сначала одну, потом другую и притянул Адди к себе, чтобы взять в рот набухшие соски.
Она застонала и опустила руку вниз.
– Не останавливайся, – взмолилась Адди. – Я люблю, когда ты так делаешь. Вот, сейчас я сяду.
Она мягко опустилась на его бедра.
– Как нож в масло, – пробормотала Адди и «поскакала», вздымаясь то вверх, то вниз. Вскоре их движения достигли бешеного ритма.
Тела любовников недолго содрогались в благословенной лихорадке. Через считанные минуты наступила развязка, и Адди без сил упала на грудь Дэна. Сладкое облегчение. Неземное наслаждение.
«Моя чашка переполнилась…» – всегда думала Адди после того, как они с Дэном Бойлом занимались любовью.
На прием в честь приезда Макдугалов собрались двадцать два человека. Гости были разодеты не хуже, чем на суаре у Максима в Париже или в Беркли-Хаусе в Лондоне. Вечерние платья дам отражали новейшие достижения знаменитого кутюрье Уорта, отказавшегося от некогда популярного «треугольного профиля». Из тканей считались модными парча, бархат и атлас, тюль и креп, рукава и юбки носили с оборками. Некоторые дамы по таким торжественным случаям, как сегодня, надевали традиционные фижмы, однако те, кто помоложе, безоговорочно предпочитали юбки на небольших костяных каркасах, создававших иллюзию полноты. Всюду сверкали бриллианты, жемчуга. Чтобы подчеркнуть воздушность кружев, короткие, доходившие до запястий, рукава украшали лентами. Многие носили также браслеты из жадеита, слоновой кости, кораллов. Зал переливался всеми цветами радуги – от лимонно-желтого и оранжевого до яблочно-зеленого и небесно-голубого. Некоторые гостьи щеголяли в шляпках, украшенных лентами, и обмахивались веерами, инкрустированными золотом или слоновой костью.
Адди резко выделялась простотой своего наряда. Сшитое из лионского шелка с изображением птиц и бабочек, отороченное белыми кружевами и лимонно-желтой лентой платье внизу было гораздо уже, чем считалось модным, но тем не менее выглядело очаровательно. Прическу венчала золотая диадема, украшенная черным и белым жемчугом.
– Ты выглядишь так, что аж слюнки текут, – прошептал Дэн, когда Адди по широкой лестнице спустилась вниз.
– Если проскользнешь сегодня ночью ко мне в комнату, то сможешь меня съесть, – ответила она.
Во время ужина Крейг и Аделаида Макдугал находились в центре всеобщего внимания. К смущению Крейга, его постоянно величали «сэр».
– Если бы я вовремя понял, что придется терпеть такое бесстыдство, то никогда не принял бы проклятый титул, – ворчал он.
– Я так и слышу, как работники на шахтах и в банках хихикают за вашей спиной, – поддел его Терренс Трент. – Сэр Крейг – это надо же!
– И они были бы правы, – согласился старик. – Из бывшего каторжника такой же рыцарь, как из свиного уха шелковый кошелек! – Он подождал, пока присутствующие отсмеются, и пошел в контратаку на зятя: – А вот я слышал, Терренс, что ты собираешься превратить колонии в рассадник революции. Твоя слава – или, точнее сказать, весть о твоем поведении – достигла пределов Уайтхолла. Секретарь по делам колоний уже получил кучу жалоб от австралийских бизнесменов с предложениями депортировать тебя в Германию, так как твоя философия основывается непосредственно на «Манифесте Коммунистической партии».
Трент воспринял этот выпад вполне добродушно, однако Адди принялась защищать отца:
– Это чудовищная ложь, дедушка, и ты это знаешь! Папина философия – профсоюзы, чартизм – то, что нужно среднему рабочему. Ни больше ни меньше. Их не интересуют никакой социализм, марксизм или коммунизм. И к твоему сведению, Карл Маркс последние двадцать лет живет в Лондоне.
– Браво, Адди! – поддержала ее Джуно.
– Я пошутил, дорогая. – Перегнувшись через стол, Макдугал похлопал внучку по руке. – Твой отец хорошо знает, что мои работники уже давно пользуются теми правами, за которые он борется для всех остальных.
– Это правда, сэр, – согласился Трент. – Вот почему мне не удалось организовать ваших рабочих, – лукаво улыбнувшись, добавил он. – В определенном смысле вы тоже враг профсоюзов.
– Замечательное наблюдение, Терри, – сказал Уоррен Лайонз, редактор «Аделаид эдвокейт». Вытащив записную книжку, он что-то в ней записал.
– Для твоих профсоюзов ситуация не становится проще, Терри, – серьезно продолжал Макдугал. – Вас ждут тяжелые битвы. Знаешь, что говорят в деловом мире? Я слышал, как один судовладелец заявил на бирже: «Рабочие – это просто грубые скоты! Даже если то, что они хотят, разумно и ничего тебе не стоит, – все равно не давай!»
Гости зашептались.
– Если они так считают, – мрачно сказал Трент, – что ж, они получат войну не на жизнь, а на смерть.
В дальнейшем за столом царила подавленная атмосфера, несмотря на то что блюда подавались восхитительные. Угощение готовил персонал небольшого французского кафе, недавно открывшегося в Мельбурне, и блюда были самыми изысканными.
После ужина дамы остались за столом выпить кофе с молоком, а мужчины удалились в кабинет, чтобы пропустить рюмочку-другую бренди.
