Я остаюсь в доме, так велит Дорте, а вот сама она, уходит на шумный пир, что устроили по возвращения воинов. Бабушки долго не было, а когда вернулась, то с ней пришли Кнут и Ангар.
Стали звать меня с собой, мне конечно хотелось пойти с ними, я соскучилась по друзьям моим и братцу. А потому вопрошающе посмотрела на бабулю.
— Иди, — она мотнула головой.
— А вы, смотрите одну её не оставляйте, — проговорила мальчишкам.
Мне не нужно было много времени, рубаху чистую я уж заранее надела, а потому повязала кожаное очелье подарок Кнута, и ожерелье из разноцветных камушков, подправив косу, я тут ж выбежала на крыльцо, где меня уж дожидались мальчишки.
— Пошли Ясина, — проговорил братец, взяв меня за руку потянул за собой.
— Ясинка, ты у нас… — заговорил Кнут, но Эльрик, тут же сунул ему под нос кулак, и он замолчал.
В дом конунга я заходила уже не раз с Эльриком, до того если и сидела за столом общим в праздники, то во дворе. А тут Эльрик повёл меня в дом на пир, я испужалась, вдруг чего не так сделаю.
Внутри в большой гриднице,[4] сидели одни мужчины, это испугало меня ещё сильнее, а потому на пороге я замерла, аж дыхание спёрло. Озираясь, я сделала первый шаг и вновь остановилась, не понимая, что происходит.
— Яся, скажи сколько тебе лет? — это Эльрик.
Я удивлённо на него смотрю, не понимая, зачем теперь уж он, меня об этом спрашивает.
— Ясина не бойся, тебя не обидят, ответь только, — это тихо Кнут, стоящий за моей спиной.
— Тринадцать будет скоро, осенью, — произнесла тихо, хотя точно не знала, и день своего рождения я вела от встречи с братцем.
— Громче, — голос конунга, я аж вздрогнула.
Я покосившись на Эльрика, повторила, на сколько могла громко.
— Она ответила, значит всё решено. Я чту заветы предков, ждите, — тут же прогремел его голос,
Я не поняла о чём он, но спрашивать и не думала.
Эльрик вновь взял меня за руку и вывел меня в другую дверь, в соседнюю горницу [5], тут подвел к столу, а сам ушёл. Здесь сидели за столами немногие женщины и девицы, среди них была мать Кнута, Алва, две соседки по избушки Дорте. Все они были жёны или сестры, дочери ближних к конунгу воинов. Мать Алвы внимательно на меня посмотрела, и мотнув головой в мою сторону спросила дочь:
— Она, — та в ответ согласно мотнула головой.
Я с ними не водила разговоры или дружбу, а потому посмотрев на них, я присела на лавку и всё время молчала и размышляла. А думалось мне о том, зачем меня про года спрашивали, какая разница Ангару иль Кнуту, а уж тем более конунгу Свирепому.
Когда в горницу заглянул Эльрик и позвал меня, я обрадованно вскочила, вынужденное молчание тяготило меня.
Эльрик и Кнут быстро проводили меня до дома, и ушли. Я не понимая, что происходит, опечаленно проводила их взглядом.
Дорте я застала на лежанке, вновь бабуля занемогла. Пока я суетилась возле печи, подбрасывая веток в топку, в доме стояла тишина, задремала старушка. Продолжая суетиться у печи, решила поставить томиться кашу, я немного испачкалась, сама того не замечая в саже.
Неожиданно тишину нарушили шаги, дверь распахнулась, подняла голову посмотреть, а на пороге появился тот, кого я совсем не ожидала увидеть.
[1]Посвящение девушек — Обряд Совершеннолетия — это радостный праздник, означающий, что девушка достигла возраста, позволяющего ей основать семью, проводился торжественно.
[2] Загодя — заранее, заблаговременно.
[3]Кадка — ёмкость цилиндрической формы, сделанная из деревянных клёпок и обтянутая металлическими или деревянными обручами. Также являлась мерой зерна. Кадку по-другому называют кадь, кадина, кадища, кадовь, кадово, оков, кладь, а маленькую по размеру кадку называют кадочка, кадушка, кадца, кадуля и кадушек.
[4] Гридница — помещение при княжеском дворе для пребывания гриди(дружинников) или для приема гостей.
[5] Горница- парадная комната в верхнем этаже древнерусского жилого дома.
Глава 6 Безжалостное время
Первые дни осени, мне скоро тринадцать лет, поселение варягов.
Сделав всего шаг за порог, он остановился, смотрел на меня нахмурив брови. Молчал, а я так просто онемела, камнем немым стала.
— Кто там? — подняла с лежанки голову бабушка.
Конунг перевел взгляд на лежанку.
— Это я Дорте, пришел поговорить.
— Да-да, иди сюда Сверр. Ослабла я совсем что-то, видно не долго мне осталось.
— Ну уж, ты сильная, боги помогут, — конунг.
— Яся, поди сходи к соседке Фиоре, возьми молока нам.
Сглотнув комок в горле, я отмерла, пошевелилась слегка и согласно мотнула головой.
— Хорошо, принесу, — в тот же миг выскочила в сени[1].
Меня не удивило, что нам должны дать молока, Дорте лечила людей, травами и заговорами, принимала детей и потому мы не бедствовали, за помощь люди старались и ей помочь, кто чем мог.
Фиора меня как будто ждала, молока тут же принесла крынку, и еще стала мне совать в руки отрез холста-багрянца. Я отказывалась, Дорте ругалась когда мне давали чего-то с избытком.
— Не могу взять, Дорте ничего не говорила.
— Яся бери, мы с ней раньше об этом говорили. Мой Хальс, привез из похода по просьбе Дорте. Она говорила, что нужно готовить тебе рубахи верхние, к обряду посвящения. Хальс привез больше и для приданного хватит.
Подумав немного я не решилась брать.
— Дорте спрошу, потом заберу.
— Ну пусть так. А ты Яся совсем заневестилась, жаль мои парни малы для тебя, я бы рада была такой невестке, — это Фиора, удивляя меня этими словами.
Хальс её муж благодарил Дорте за то, что год назад бабуля спасла его Фиору, она с трудом смогла разродиться своим третьим сыном. За спасение жены, Хальс, бывший одним из ближних конунга, помогал, чем мог.
Вошла я в дом, неторопливо, раздумывая над тем, ушёл ли конунг. В сенях приблизившись к двери, услышала голоса.
— Ты слово дал, не забывай — это голос Дорте.
— Я не нарушу, — это конунг, голос спокойный, на удивление не громкий.
— Тебе её доверяю, если, что со мной случится, доведи её до священного камня за меня.
— Клянусь, — голос конунга.
— Если я уйду раньше, поклянись, что посадишь её на колени[2], - продолжила тихим голосом.
— Клянусь, ты только живи Дорте, — его голос, слегка дрогнул.
О том на какие колени, и кого хотят посадить не поняла, или не правильно поняла, разговор шёл на языке гётов. Но подумать об этом я не успела, конунг пошёл к двери, едва успела отскочить.
Дверь распахнулась и в тёмные сени вышел великан, для меня таким он был ещё с детства. Я стояла на входе в сени, а потому думаю хорошо была видна ему.
Не останавливаясь он двинулся в мою сторону, страшно пугая своим приближением. Повернувшись спиной к стене, я освободила ему проход, но он и не думал проходить мимо.
Остановился рядом со мной, но не повернув головы ко мне, заговорил:
— Ты дала согласие Ангару, иль он сам?
Я слегка замедлилась с ответом, не понимая о чём он.
— Какое согласие, на что?
— Значит сам, так и думал, — голос чуть повысился.
У меня затряслись руки, молоко из крынки стало расплёскиваться, потекло по моей руке.
Почему и зачем я не знаю, но именно в этот момент, конунг развернулся ко мне лицом, отчего я совсем замерла, столбом стояла.
Серые, темно-серые глаза смотрели на меня в упор, брови были нахмурены. Чем он был не доволен в этот миг я не знала, но вдруг брови разгладились, глаза опустились вниз, на мою руку с крынкой.
Конунг коснулся рукой моей руки, что держала крынку с молоком, прикоснулся к ней тихо, стирая ручейки молока. Затем рука переместилась мне на щёку, и его палец, слегка её потёр, отчего моё дыхание замерло.
— Сажа- произнес негромко.
— Иди в дом, Ясина, — голос был спокойный.
Послушно повернувшись, я пошла по сеням к двери и только у порога, повернула голову, посмотрела в спину, уходящему Свирепому.
