Беспокойство исчезло с лица Сары.
— В самом деле, Эмбер?
— Ну конечно же! — торжественно подтвердила она. — Они сами мне сказали!
Ее переполняла важность этой новости и того необыкновенного, что произошло с ней. Ей казалось, что каждый, кто посмотрит на нее, должен сразу понять, как сильно она изменилась за про шедшие два часа.
Агнес подозрительно взглянула на Эмбер подозрительно и презрительно, а Сара повернулась и бросилась из дома к сараям, где в вечерние часы работали мужчины. Эмбер побежала за ней. В тот момент, когда женщины, перебивая друг друга, сообщали эту потрясающую новость, поднялся страшный шум. Мужчины выбежали на улицу из сараев и коровников, женщины бросились из дому, и даже собаки залились громким радостным лаем, будто они тоже хотели присоединиться к общему ликованию.
— Да здравствует его величество король Карл Второй!
Еще неделю назад на базаре до Мэттью дошли слухи о Реставрации, слухи бродили по стране еще с начала марта — их разносили путешественники, разъездные торговцы, те, кто бывал по торговым делам в южной части страны. Тамблдауна Дика [5] сына Протектора, выбросили на улицу из его конторы. Генерал Монк прошел маршем от Шотландии, занял Лондон и собрал свободный Парламент. Казалось, вот-вот разразится война между гражданским населением и большими мобилизованными армиями. Эти события привели к общей усталости, но оставляли надежду: усталость — от постоянных конфликтов, терзавших людей последние двадцать лет, и надежду — на восстановление монархии, которая наконец-то принесет людям мир и безопасность. И если кавалеры возвращаются, то, значит, король Карл едет домой, и начнется Золотой век процветания, счастья и спокойствия. Когда возбуждение стало затихать, и все возвратились к прерванным делам, Эмбер пошла домой. Утром она должна подняться пораньше, ведь завтра ехать на ярмарку, поэтому надо хорошенько выспаться, чтобы выглядеть свежей и бодрой. Но когда Эмбер проходила мимо молочной фермы по пути на кухню, она услышала, как ее кто-то позвал по имени. Позвали тихо, но настойчиво. Эмбер остановилась. Из тени вышел Том Эндрюс и схватил ее за руку.
Тому минуло двадцать два года, и он работал на ферме у ее дяди. Он был по уши влюблен в Эмбер, и та принимала его ухаживания именно по этой причине, хотя понимала, что он ей ни в коем случае не ровня. Эмбер знала, что ее мать оставила ей приданое, достаточное, чтобы выйти замуж за самого богатого фермера во всей округе. Но обожание Тома ей весьма льстило, поэтому Эмбер не отталкивала его.
Быстро оглянувшись, чтобы убедиться, что ни тетя Сара, ни дядя Мэтт не видят, Эмбер вошла в комнату Тома. В маленькой прохладной комнате стояла тишина, пахло свежестью, и было абсолютно темно. Том прижал ее к себе, обняв за талию одной рукой, а другую сразу же просунул в вырез блузки и потянулся к губам девушки. Очевидно, все это не представлялось чем-то новым для обоих, и на мгновение Эмбер поддалась ему, позволив поцеловать себя, но потом резко отпрянула, оттолкнув Тома.
— Побойся Бога, Том Эндрюс! Кто позволил тебе так нахальничать со мной!
Просто поразительно, думала Эмбер, как сильно отличается поцелуй обычного мужчины-простолюдина от поцелуя лорда. Но обиженный и рассерженный Том снова потянулся к ней.
— В чем дело, Эмбер? Что я такого сделал? Да что на тебя нашло?
Она сердито высвободила руку и убежала. Теперь она чувствовала себя гораздо выше парней, вроде Тома Эндрюса, и все, чего ей хотелось, — это подняться к себе в спальню, лечь в постель и думать о лорде Карлтоне, мечтать о завтрашней встрече с ним.
На кухне осталась одна Сара, которая подметала пол перед тем, как лечь спать. Горели три светильника из четырех, в круге света мелькали мотыльки. Вечернюю тишину нарушало лишь тихое пение сверчков. В кухню вошел насупленный Мэтт и, ни слова не говоря, направился прямо к (бочке с элем, стоявшей в дальнем прохладном углу. Он налил себе полную кружку и молча выпил. Это был серьезный мужчина среднего роста, который много и усердно трудился, чтобы хорошо содержать семью. Он любил свое семейство. Совестливый и богобоязненный, Мэтт имел твердые убеждения насчет того, что правильно, а что нет, что хорошо, а что плохо.
Сара взглянула на него.
— Что случилось, Мэтт? Жеребенок заболел?
— Нет, с ним все в порядке. Меня девчонка беспокоит.
Мэтт с озабоченным видом встал и подошел к очагу, окруженному со всех сторон почерневшими горшками и сковородками, начищенными до блеска медными мисками и плошками, сверкающими кружками и прочей утварью. В больших сетках рядом с толстыми связками сушеных ароматных трав с потолка свисали ломти бекона и ветчины, укрепленные на верхних балках.
— Ты про кого говоришь? — спросила Сара. — Про Эмбер?
— Ну, про кого же еще? И часа не прошло, как я видел, что она выходила из молочной фермы, а минуту спустя за ней вышел Том Эндрюс, похожий на побитую собаку. Она довела его Бог знает, до какого состояния, он теперь как неживой, никакого толку от него нет. И скажи, пожалуйста, что ей там понадобилось, в таверне с дюжиной посторонних мужчин, а? — сердито спросил он.
Сара вынесла метлу за дверь, закрыла ее и задвинула засов.
— Потише, Мэтт! В гостиной еще люди. Мне не кажется, что она сделала что-то предосудительное. Она просто проходила мимо и увидела их — вполне естественно, что остановилась и зашла.
— И вернулась домой затемно? Ей что, понадобилось болтаться там целый час, чтобы услышать, что король возвращается? Вот что я тебе скажу, Сара: ее надо выдать замуж! Я не желаю, чтобы она позорила нашу семью! Слышишь, что я говорю?
— Да, Мэтт, слышу. — Сара подошла к люльке у камина, где лежал младенец. Ребенок начал шевелиться и хныкать. Сара вынула его из колыбели, прижала к груди и села на скамью. Она тихо и устало вздохнула:— Только она не хочет выходить замуж.
— Ах ты, Боже мой, — саркастически произнес Мэтт. — Значит, она, видите ли, не хочет! Значит, Джек Кларк или Боб Старлинг для нее неподходящие женихи, да? А ведь они самые замечательные парни в Эссексе.
Сара мягко улыбнулась и ответила усталым и тихим голосом:
— Но ведь она леди, Мэтт.
— Леди! Она — просто девка! Уже четыре года у меня от нее неприятности, и клянусь Святыми Апостолами, я сыт по горло! Может, ее мать и была леди, но она…
— Мэтт! Не смей так говорить о дочери Юдит. Да, я понимаю, меня тоже она беспокоит. Я попробую поговорить с ней, да только она меня не желает слушать. Сегодня Агнес сказала мне… хотя нет, не думаю, чтобы это имело значение. Она симпатичная, а девушки очень ревнивы, вот они и сочиняют всякие небылицы.
