– Как давно это было…
– Я могу и отказаться, – заметил Саймон, подозрительно прищурившись. Хотел бы он знать, кого ещё она пыталась поощрить такой же бесстыдной позой?
– Не веди себя как маленький. – Не с его жизнью, богатой на приключения, было копаться в её прошлом. – Это всего лишь секс. – Она нарочно вела себя как можно более вызывающе, ещё шире раздвинув бедра и выразительно покачав ими, демонстрируя столь доступные ворота в рай.
– Сучка!
– Но к счастью для тебя, в данный момент весьма покладистая, – ответила она шёлковым шепотком.
– Похоже, мне стоит лишь поблагодарить судьбу, – произнёс он с издевательской учтивостью. Кто, как не Саймон, должен был понимать, что секс – это всего лишь секс и не более того?
– Вот именно. За пять лет я приобрела кое-какой опыт.
– Ах, как интригующе! Смею ли я надеяться, что ты поделишься им со мной?
– Я уверена, что ты по-прежнему опережаешь меня в этой науке. Лучше будет, если ты продемонстрируешь мне что-то новое.
Её грудной мелодичный голос завораживал, заставлял дрожать от страсти, и теперь он мог лишь пожалеть о том, чего был лишён на протяжении этих пяти лет. Он слишком хорошо помнил, какова она в постели: с ней не могла сравниться ни одна женщина. И судя по всему, она не теряла времени даром, пока была за границей. Он понимал, что не имеет права на ревность, и всё-таки ревновал.
Стало быть, ей хочется новизны. Какой подходящий случай! Потому что Саймон был не прочь показать ей что-то новенькое.
В следующую секунду Кэролайн оказалась прижатой к кровати. Его мощное тело навалилось сверху, и лишь бедра остались приподнятыми настолько, что шелковистый кончик копья едва касался чуткой влажной ложбинки у неё между ног.
– Ну-с, а теперь, – зарычал он, осклабившись по-волчьи, – придётся тебе попросить меня как следует, вежливо!
– Разве я была недостаточно вежлива? – Откровенно зовущий взгляд из-под полуприкрытых век выдавал её нетерпение и уверенность в себе.
– Может быть, меня бы больше устроила покорность. – Его голос опустился до хриплого шёпота. При виде вспышки ярости в зелёных глазах он испытал откровенное злорадство. – Что, пропала охота ехидничать?
– Я никогда не была покорной, – процедила она сквозь зубы. – Ты, верно, спутал меня с другой женщиной!
– Что-то мне подсказывает, что тебе придётся передумать.
– Вряд ли.
– Но я так хочу. – Несмотря на вкрадчивый тон, было ясно, что ей поставили ультиматум. – Если ты будешь вести себя очень, очень покорно, я, так и быть, помогу тебе прервать затянувшееся воздержание!
– Не надейся, что я буду тебя умолять, Саймон!
– Да неужели? – И он с дьявольской ухмылкой чуть-чуть подался вперёд. Его копьё едва успело погрузиться в податливую плоть, как он снова приподнялся, и по гневному румянцу, затопившему её щеки, моментально понял, что добился своего. – Ты такая горячая, такая влажная… вот тут… чувствуешь? – Он пощекотал нежные складки кожи шелковистым кончиком копья и ухмыльнулся, услышав её жалобный стон. – Если хочешь, чтобы я забрался глубже… – нашёптывал он, подкрепляя свои слова осторожным движением вперёд, – то я буду очень рад тебе поспособствовать!
Её щёки стали пунцовыми, мышцы на бёдрах застыли, словно сведённые судорогой, и как только его копьё погрузилось на целый дюйм в скользкое от возбуждения лоно, у неё вырвался новый стон.
– Хочешь получить его целиком? – Он едва заметно шевельнул бёдрами, заставляя трепетать каждую клетку её разгорячённого тела. Она изнемогала так, что стонала на каждом вздохе. – Всё, что ты должна сделать, – как следует меня попросить, и этот здоровенный парнище мигом окажется в твоей маленькой уютной норке! Помнишь, как ты визжала от восторга, когда чувствовала его в себе? – Он тоже не остался равнодушным к этому воспоминанию, отчего его эрекция только усилилась и он оказался ещё глубже в трепетавшем от страсти, распалённом теле. Не выдержав этой пытки, оно содрогнулось от унизительного подобия вожделенной разрядки.
– Чёрт бы тебя побрал! – выдохнула она еле слышно, изо всех сил цепляясь за постель, как будто это могло остановить неизбежную реакцию. Но воздержание было слишком долгим, и он вёл себя слишком жестоко: она ничего не могла с собой поделать. Разрядка наступила, но это была лишь жалкая тень того блаженства, которое обещала близость с этим мужчиной. Вместо наслаждения Кэролайн ощутила ярость и желание выместить на ком-то свои неудачи.
И естественно…
– Чёрт побери! – буркнул Саймон, растирая алый отпечаток её пятерни на своей щеке. – Я-то в чём виноват?
– А кто же ещё? – воскликнула она. Но его копьё всё ещё оставалось на прежнем месте, напоминая о себе.
– Ты могла бы вести себя хоть капельку сговорчивее… Она понимала, что это значит.
– Я не играю в твои дурацкие игры!
– Насколько я помню, когда-то они не казались тебе дурацкими. – Он наклонился, взял в рот её сосок и сделал бёдрами первый рывок, моментально отбив всякое желание спорить.
Она вцепилась в его плечи, упиваясь восхитительной лаской и ощущением твёрдого копья, проникшего глубоко в тело. Она понимала, что ведёт себя слишком уступчиво и только неистовый физический голод не позволяет поставить его на место. Но сейчас ей было так хорошо, что можно было позабыть о принципах и о том, кто должен диктовать правила игры.
По её телу словно растекалось жидкое пламя, и она таяла в его объятиях, желая отдаться полностью, до конца, чтобы так же до конца вобрать в себя его огромное пульсирующее копьё. Она выгнулась и приподнялась ему навстречу.
Он заставил её улечься обратно. Большие сильные ладони плотно прижали её бедра к кровати.
– Попроси меня! – выдохнул Саймон, не в силах подавить новую вспышку ревности, ощущения того, что его предали пять лет назад.
Она попыталась вырваться.
– Проси! – процедил он, до боли впиваясь пальцами в её нежную плоть.
Она так ударила его по губам, что разбила их в кровь.
– Ну так получай! – зарычал он, выпуская на волю свою неутолённую ярость и позволяя себе сделать то, о чём мечтал с той самой минуты, когда увидел Каро в общем зале. Он вошёл в неё с такой силой, что подкинул на кровати.
Её вопль раскатился эхом по комнате.
Но он и не подумал извиниться за такую жестокость. Её лоно оказалось чертовски скользким и влажным, горячим и тугим. Это только подогрело в нём самые низменные, самые дикие инстинкты. Покрепче ухватив её за бёдра, он сделал новый, ещё более жестокий рывок.
На этот раз она не кричала, а стонала – и уже не от боли.
Если Саймон и услышал её стоны, то не подал виду, он мерно работал бёдрами, вкладывая в каждый удар желание наказать её за вспышку первобытной ярости, едва не лишившую его рассудка.
