Соломон зарыдал на плече царицы от счастья и от печали.
– Разве твой бог не говорит, что эта земля – лишь переход, и все любящие обретут друг друга в лучшем мире? Я обрету тебя, ибо я люблю тебя.
Несколькими днями позже длинный караван уже двигался по пустыне по направлению к Красному морю. Он был так же тяжело нагружен, как и по прибытии. Соломон осыпал возлюбленную богатыми дарами.
С террасы своего дворца смотрел он, как вдали исчезала царица Савская. Сидя на носилках, трясущихся на верблюжьих горбах, она отправлялась на далекую родину, и чем больше отдалялась от Сиона, тем сильнее была боль. Это была ее разлука с юностью и любовью. Оставались лишь долг, мудрость и длинные пустые ночи, на которые они оба были обречены до тех пор, пока смерть вновь не объединит их.
ЦАРИЦА ИЗ СТОЧНОЙ КАНАВЫ
ФЕОДОРА ВИЗАНТИЙСКАЯ
Женщина спряталась между двумя катушками каната на корме корабля. Она была столь мала и изящна, что в своей коричневой тунике и того же цвета выцветшей от солнца и ветра накидке была едва заметна. Мимо нее туда-сюда ходили матросы, тяжело ступая голыми подошвами, иногда они даже подходили к ней вплотную, не замечая ее. Но и она не обращала внимания на матросов. Она смотрела вдаль, на постепенно удаляющийся город. Она столько выстрадала там, что ее ненависть к Александрии была почти фанатична.
Белый город с его спесью и крикливыми толпами торгового люда становился все меньше и незначительнее, пока совсем не исчез с горизонта, где голубизна неба сливалась с голубизной моря. Лишь огромный маяк, находившийся на острове Фарос, который был связан с сушей каменной дамбой длиной в семь стадий, казалось, все еще сохранял свою величину. Недаром он считался седьмым чудом света. Заходящее солнце высвечивало его как драгоценность. Но вдруг подул попутный ветер, матросы с пением подняли все паруса, и маяк вскоре скрылся из виду. Вокруг осталась лишь густая синева неба и море. Приближалась ночь.
– Эй ты! Тебе нельзя здесь оставаться. Не путайся под ногами, иди вниз.
Человек, стоявший перед ней, показался ей снизу громадным – его ноги возвышались, как две храмовые колонны. Она не услышала, как он подошел, и ему пришлось дать ей пинка, чтобы обратить на себя внимание.
– Ты что, оглохла? Я сказал тебе, ты должна идти вниз. Как тебя вообще зовут?
Она горько улыбнулась. Все мужчины одинаковы. Им нужно лишь тело женщины, они получают от него удовольствие, а затем отворачиваются, даже не спросив имени. Так было и с капитаном. Он согласился взять ее в Антиохию за ту плату, которой несколько столетий назад святая Мария Египетская доказала свою признательность мореходам.
Она глубоко вздохнула:
– Меня зовут Феодора.
Она выглядела такой жалкой и слабой, что матрос устыдился собственной грубости. Голос его сделался мягче. – Тебе удастся поспать в трюме. Этой ночью море будет неспокойным. Там дадут чего-нибудь поесть.
Покорно она последовала за ним, подбирая свое поношенное платье, и подошла к лестнице, ведущей внутрь корабля.
– Внизу, справа, ты найдешь сухую солому, – сказал матрос. – Там ты можешь поспать. Море будет очень неспокойным.
Почему он повторил это? Она уже все поняла. И какое имеет значение, спокойно море или нет? Разве жизнь Феодоры с самого рождения спокойна? Жизнь, мужчины, мир… Но он ей также сказал: что она может поспать. А это было единственное, в чем она нуждалась: спать!
* * *
Насколько Феодора могла проследить свой жизненный путь, ей никогда не пришлось испытать ничего, кроме нищеты и тягот, лишь иногда вспыхивал просвет, но всегда ненадолго. Жизнь представлялась ей открытым морем, которое носило ее, но всегда была опасность утонуть. Время от времени она выныривала, чтобы вдохнуть воздуха и набраться сил, но всякий раз опять погружалась в пучину. В том 517 году по нашему календарю она вела такую жизнь уже двадцать два года.
Она родилась в Византии и происходила из низших слоев общества. Ее отец был поводырем медведя на императорском ипподроме, а мать занималась проституцией. Трем дочерям этой нищенствующей четы, Комито, Феодоре и Анастасии, жизнь даровала больше побоев, чем нежности. В грязной хижине, которая находилась при ипподроме, не каждый день имелась еда. Тем не менее наступил день, когда даже это плачевное существование оказалось под угрозой. Отец умер от когтей одного из своих подопечных и ежедневный кусок хлеба не был отныне обеспечен семье.
Для матери троих детей было не так уж трудно найти нового мужа, гораздо труднее было удержать место умершего мужа за собой, ибо это была своего рода служба. Каждый раз новому мужу вдовы отказывали в нем! Тогда она прибегла к крайнему средству: в день больших скачек на ипподроме она нарядила своих дочерей во все белое, одела на голову каждой венок из роз и вывела их к началу забега на колесницах на арену, дабы воззвать к состраданию публики.
В то время в Византии было две партии, которые раскололи народ и правительство. Даже управляющие колесницами принадлежали к той или иной партии и выступали от ее лица на скачках. Существовали лишь Зеленые и Синие, больше ничего. В цирке страстям давали волю, и противостояние Зеленых и Синих нередко переходило в рукоприкладство. Прежний муж, Акакий, принадлежал к Зеленым, и вдова могла надеяться, что вызовет у них сострадание. Она просчиталась. Зеленые рассвирепели от того, что что-то препятствует начинающимся играм, и наехали на девочек всей упряжкой, пытаясь прогнать их. Из духа противоречия девочки были спасены Синими, которые громко объявили, что эта семья находится под их защитой. Отчим сделался преемником Акакия. Но никогда Феодора не смогла забыть тот ужасный день: ревущая толпа народа, поднятые на дыбы лошади с оскаленными мордами, похожие на диких зверей, и, наконец, избавление от всего этого в последнее мгновение.
Когда дочери выросли и стали красивы, мать научила их тому единственному ремеслу, которому она могла научить: проституции, процветавщей в Византии. Помимо этого они выступали как актрисы и танцовщицы в театре.
Феодора, прислуживавшая своей сестре Комито, которая была тремя годами старше, вскоре узнала все о правде жизни. Она познала разврат, похотливых мужланов с грубыми руками. Когда она достаточно развилась, то пошла по стопам своей сестры и танцевала обнаженной в театре. Она была мала ростом, но тело ее было совершенно. Бледная кожа подчеркивала зелень ее глаз, а густые, черные волосы, казалось, были слишком тяжелы для хрупкой фигурки.
Впрочем, она была весела, жизнерадостна и обладала редким даром смешить людей. Она пользовалась успехом, и вскоре некоторые знатные представители богатого мира числились ее любовниками.
