– Я люблю тебя, - прошептала она ему на ухо и слегка коснулась мочки кончиком языка.
Люк нашел ее рот и жадно поцеловал, судорожно притянув к себе.
– Я благодарю Бога, пославшего мне тебя, - произнес он, увлекая ее на ковер.
***
По окончании лондонского сезона все семейство Стоукхерстов со слугами и животными переехало в обширное загородное поместье. Расположенный на покатом холме над маленьким уютным городком, Саутгейт-Холл представлял собой живописное здание, возведенное на руинах старинного замка, вернее, норманнской крепости. Вычурные башенки особняка, узорчатый фасад, в рисунке которого великолепно сочетались кирпич и стекло, изумительно подошли бы для какой-нибудь волшебной сказки. Здесь семья рассчитывала несколько месяцев отдыхать от зловонной лондонской сырости, время от времени принимая друзей и родственников.
Эмма большую часть времени проводила в одиночестве. Она разъезжала верхом по зеленым лугам и лесам или работала в своем зверинце, разместившемся в четверти мили от Саутгейт-Холла. Бесконечные заботы о животных отвлекали ее от мыслей об Адаме. Днем она уставала до того, что все мышцы ныли от напряжения, зато ночью спала как убитая. Однако ее не покидало ощущение утраты. Она не могла смириться с тем, что ей больше никогда не быть с Адамом.
Самым плохим для нее временем дня был ужин. Эмма заталкивала в себя еду и торопилась выскочить из-за стола, не в силах выносить общество собственной семьи. Никогда еще она так не злилась на отца. Именно он был виновником каждой минуты, проведенной ею в одиночестве. Отец пытался подступиться к ней с извинениями, но она оставалась холодна и не прощала его. По мнению Эммы, сердечность доверительных отношений, существовавших между ними, была утрачена навсегда, не было никакой надежды их вернуть. Что-то в них непоправимо надломилось.
Казалось несущественным, что была доля правды в словах отца, будто Адаму хотелось завладеть ее приданым. Разумеется, деньги привлекали его. Адам этого и не скрывал. Но кроме того, он любил ее саму. Они бы прекрасно зажили вместе. Теперь все это ушло навсегда. Эмма убедила себя, что замуж не выйдет. Она не собиралась становиться женой какого-нибудь толстого пожилого вдовца или глуповатого зануды только ради того, чтобы называться замужней дамой.
Всякую ценность на брачном рынке она уже потеряла. Каждый сезон в свете появлялось множество девиц моложе и красивее ее. Именно они захватывали достойных внимания холостяков. Отец и Тася не видели в ней недостатков, очевидных для всех остальных. Они, казалось, не сознавали, что Адам был ее единственной надеждой на замужество.
– Эмма, а животные когда-нибудь женятся? - спросил ее однажды шестилетний братик Уильям, наблюдая, как она чистит клетку шимпанзе.
Ее стареющая обитательница Клео запустила кожистые пальцы в черные волосенки Уильяма в бесплодных поисках насекомых. Дверь строения оставалась открытой, чтобы свежий ветерок выдувал едкий звериный запах.
Бросив работу, Эмма оперлась на грабли и улыбнулась ему:
– Нет, Уильям, вернее, не так, как люди. Но некоторые животные находят себе пару на всю жизнь. Например, волки. Или лебеди.
– А что значит "пара"?
– Это как твои отец и мать… Два существа, которые верны друг другу всю свою жизнь.
– А обезьяны тоже верны друг другу всю жизнь?
Оттолкнув ищущие пальцы Клео, Уильям заглянул в томные бархатисто-карие глаза шимпанзе. Та вытянула губы трубочкой и, вопросительно фыркнув, вновь потянулась к его волосам.
– Нет, - сухо ответила Эмма, - они не так разборчивы.
– А тигры?
– И тигры тоже.
– А люди сходятся на всю жизнь?
– Большинство, - кивнула она. - Когда им это удается.
– А когда им это не удается, они становятся старыми девами, как ты и Клео?
Эмма рассмеялась, стряхивая с одежды приставшие соломинки:
– Что-то вроде того.
Внезапно новый голос ворвался в их разговор:
– Твоя сестра слишком молода и прелестна, чтобы быть старой девой.
Эмма и Уильям разом обернулись и увидели на пороге в потоке слепящего света Николая Ангеловского. Окинув критическим взглядом шимпанзе, он добавил:
– Боюсь, не могу сказать того же о Клео. Клео взвизгнула и загукала, а Уильям бросился со всех ног к неожиданному посетителю. Эмма криво улыбнулась, подумав, что никто не может остаться равнодушным к тому покоряющему сочетанию тайны и обаяния, которое составляло характерную особенность Николая.
– Князь Николай! - захлебнулся от восторга мальчуган. - Здра-ствуй-ти!
– Здравствуйте, Уильям, - отозвался Николай, присаживаясь на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с ребенком. Он улыбнулся, когда Уильям старательно повторил за ним приветствие. - У тебя отличный выговор. Твоя мать хорошо тебя выучила. Только мальчик, в жилах которого течет русская кровь, может выговорить это так чисто.
– Во мне течет и кровь Стоукхерстов тоже, - гордо откликнулся Уильям.
Николай через голову мальчика поглядел на Эмму.
– Да, мощное сочетание, не так ли?
Эмма с каменным лицом смотрела на него. Хотя у Николая давно вошло в привычку время от времени навещать Саутгейт-Холл, выпивать бесчисленное количество чашек китайского караванного чая и беглой скороговоркой обсуждать что-то по-русски с Тасей, он до этой минуты никогда не заглядывал в зверинец. Это был ее маленький личный мирок, в который никому не было доступа без особого приглашения.
– Что вам угодно, Николай? Он загадочно улыбнулся:
– Я до сих пор ни разу не видел твоего зверинца. Мне хотелось бы посмотреть.
– Я работаю, - коротко ответила Эмма. - Не сомневаюсь, что вы сумеете найти себе лучшее развлечение, чем наблюдать, как я кормлю зверей и выгребаю навоз.
– Не уверен.
Губы Эммы искривила усмешка.
– Оставайтесь, если хотите.
Она закончила выгребать грязную солому из клетки шимпанзе и разбросала в ней свежую. Затем махнула рукой Клео, чтобы та вернулась внутрь:
– Возвращайся, старушка. Заходи обратно - Шимпанзе бурно затрясла головой и оскалилась. - Да, да, понимаю. - Эмма продолжала указывать на клетку. - Мы поиграем позже, Клео. Позже.
Недовольно бормоча что-то себе под нос, обезьяна подобрала из маленькой кучки игрушек тряпичную куклу, и гибкое жилистое тело в мгновение ока взлетело по лесенке почти к потолку: проволочной клетки. Взобравшись наверх, она уселась на деревянном помосте и, насупившись, посмотрела вниз.
Эмма закрыла дверцу клетки и обернулась к брату:
– Уильям, тебе пора возвращаться домой.
– Можно, я останусь с Клео? - молящим голоском произнес Уильям, не сводя жалобных глаз с шимпанзе.
– Ты же знаешь правило: без меня никаких посещений животных. Мы навестим ее позднее, ближе к вечеру.
