Был ли граф Линсли исключением в правиле, выведенном Фебой? Опровергал ли он ее теорию о том, что все мужчины бесчувственны и эгоистичны? Может быть, он хотел от женщины не только рабской покорности и благодарности?
Этого она никогда не узнает. Что ж, пожалуй, так даже лучше. Надо просто о нем забыть.
Она подняла глаза и взглянула на Билли, который терпеливо ждал продолжения разговора.
– Скажи, был ли кто-то из твоих клиентов груб с тобой или с другими мальчиками? В последнее время, я имею в виду.
– Со мной нет, мисс, но я не могу сказать, что другим парням повезло так же, как мне. Впрочем, мы делимся друг с другом маленькими хитростями, которые помогают отвлечь клиента. Например, раньше лорду Крашоу нравилось хлестать меня плетью. Было очень больно, и я кричал. Но однажды ночью я обнаружил, что он возбуждается, когда я чищу ему сапоги. Я сижу на коленях совершенно голый и надраиваю его обувь, покручивая задницей. Он заставляет меня закончить чистку с помощью языка, а потом принимается за основное занятие. Конечно, это глупо, но я не возражаю. Вчера ночью Джейми применил ту же тактику, и она помогла ему избежать побоев. Правда, он здорово испачкал свой язык.
«Неудивительно, что сапоги Крашоу никогда не блестят, как надо, – подумала Феба. – Должно быть, ему не терпится поскорее приступить к «основному занятию», глядя, как Билли или Джейми возятся с его обувкой».
Она мрачно усмехнулась. Значит, Крашоу любил хлестать мальчиков плетью? Да так сильно, что Билли кричал.
Ну что ж, лорд Крашоу тоже скоро закричит – от ярости и досады, – когда его заявка на членство в клубе «Уайтс» будет отклонена.
– Каким средством для чистки обуви он заставлял тебя пользоваться, Билли?
Юноша пожал плечами, явно удивленный вопросом.
– Подумай, милый. Может, все-таки вспомнишь?
– Кажется… кажется, это был гуталин Драмблстона. Феба улыбнулась. Ну конечно, гуталин Драмблстона!
Никто не мог запретить джентльмену посещать элитарный клуб из-за того, что этот самый джентльмен жестоко обращается с платными любовниками. К тому же никому из членов клуба «Уайтс» нет дела до того, что Крашоу собирается разорить половину фермеров Линкольншира, протолкнув в палате лордов новый акт об огораживании общинных земель. Однако можно очень легко лишить его вожделенного членства в клубе. Достаточно обратить внимание на его плохо начищенные сапоги и распространить слух о том, что высокомерный лорд Крашоу – скупец, пользующийся дешевым гуталином Драмблстона.
– Спасибо, Билли, – сказала Феба, взяла его сильную руку и нежно поцеловала. – А теперь иди, милый, мне нужно отдохнуть.
В улыбке Билли сквозило сожаление: он явно надеялся, что она в конце концов захочет провести с ним ночь. Но Феба твердо решила остаться одна.
– Спокойной ночи, – бросила она. – Пусть тебе приснятся сладкие сны. Береги себя. Увидимся в субботу, как обычно.
Билли облегченно вздохнул.
– Спокойной ночи, мисс. – Он задержался в дверях спальни. – Прошу прощения, мисс, но я надеюсь, что джентльмен, о котором вы думаете, хороший человек. Что он вас заслуживает.
Феба молча уставилась на юного любовника.
– Спокойной ночи, – повторил он. Внезапно его красивое лицо затуманилось. – Будьте осторожны, мисс.
– Черт бы его побрал, – пробормотала Феба несколько дней спустя, просматривая за завтраком газету.
Несмотря на плохо начищенные сапоги, Крашоу одержал победу в палате лордов. Было созвано специальное совещание, на котором постановили, что общинные земли на севере Линкольншира должны быть огорожены и отданы в частное владение. В газете говорилось, что результатом такой политики станут колоссальные прибыли горстки крупных землевладельцев, главным образом самого Крашоу.
А что же мелкие фермеры региона? Об их участи газета говорила весьма уклончиво. Было сказано лишь, что им придется наниматься на работу к крупным землевладельцам, поскольку теперь им не разрешат выращивать свои культуры и пасти немногочисленный скот на бывших общинных землях.
«Кое-кому из них придется покинуть свои дома и искать работу на текстильных фабриках», – с горечью подумала Феба. Газета писала, что многие сторонники Крашоу имели финансовые интересы в этой сфере промышленности. Они надеялись, что избыток дешевой рабочей силы приведет к снижению заработной платы.
Феба хлебнула кофе.
– Черт бы побрал эти акты об огораживании земель! Хорошо еще, что пагубные реформы пока не затронули Девоншир.
Впрочем, они не могли прямо повлиять на ее семью. Мифический предок Фица Марстона, покойный отец Фебы, был сельским священником. Ее брат Джонатан унаследовал эту должность и скромный заработок. Он очень серьезно относился к своим обязанностям и заботился о благополучии своих прихожан.
Феба годами следила за внедрением актов об огораживании общинных земель, внимательно читая лондонские газеты. Губы ее скривились в усмешке, когда она вспомнила, как впервые попыталась обсудить эту тему с Генри.
Это было за завтраком, в самом начале их супружеской жизни. Супруг мучился от жестокого похмелья, признаки которого она еще не умела распознавать.
В то утро Феба была слишком поглощена чтением и не заметила его красных глаз и легкой припухлости, исказившей аристократические черты. Ее разозлила газетная статья о недавних парламентских дебатах.
«Какой эгоизм! – возмущенно думала она. – Какая близорукость со стороны джентльменов, заправляющих государственными делами!» Странно, что Генри не понимал, как важен этот вопрос для здоровья и благополучия деревни.
– Понимаешь, Генри, – сказала она, – некоторые крупные фермеры думают, что получат больше денег, завладев чужими земельными участками. Они хотят превратить своих работников в простых поденщиков, лишенных имущества и независимости. В большинстве своем эти фермеры живут вдали от поместий и голосуют за глупые законы. Они проводят почти все свое время в Лондоне и ничего не знают о земле и о тех людях, которые ее обрабатывают. Они не понимают, что гордые, независимые люди лучше работают – так же, как женщина, которая наделена независимостью и умом…
И тут Генри ударил ее по щеке – на глазах у лакея. В сущности, Тримбл был слугой, привезенным Генри из дома его матери. Феба прочла в его взгляде молчаливое одобрение. Видимо, он полагал, что жена хозяина вполне заслужила эту пощечину. Она видела, как он оскалил свои крупные желтые зубы, наслаждаясь видом ее беспомощности.
Разумеется, Генри извинился. В поддень Феба обнаружила в своем будуаре целую охапку роскошных розовых роз. К самому длинному стеблю был пристегнут бриллиантовый браслет с рубинами.
