- Ваш дом? - ошеломленно произнесла Женевьева. - С какой стати мы здесь? Это неприлично! Я не могу посещать ваш дом без компаньонки. Я немедленно хочу отправиться домой!
- У меня нет никаких низких планов на ваш счет, - сказал Тобиас. - Я просто хочу показать вам дом, который купил только этим утром.
- Вы купили дом этим утром, - он снова ее поразил. - Я не желаю его осматривать, мистер Дерби. Как вы посмели привезти меня сюда, даже не спросив, что я об этом думаю!
- Я хотел иметь место, куда смогу привести свою жену, - сказал он, наблюдая за нею. - Как только она у меня появится. Вы сможете заколоть ваши волосы, и затем я доставлю вас к вам домой. Здесь нет ни одного слуги, поскольку я еще не нанял штат, и вам нечего опасаться сплетен.
Совершенно очевидно, он оставался все тем же самым бесчестным проходимцем, что и в юности. Подумать только, он привез ее в свой дом, словно она была какой-то девкой, готовой упасть ему в руки, а затем залезть в его кровать.
- Я больше не ваша игрушка, мистер Дерби, - резко возразила Женевьева. - Я взрослая женщина, и я хочу выйти замуж на Лусиуса Фелтона. Тот факт, что мы с вами целовались, ничего не значит. Это произошло просто из-за некоторой ностальгии и больше ничего. С вашей стороны тоже ничего другого не было.
- Абсолютно нет, - с чувством собственного достоинства произнес он, чему Женевьева не поверила ни на мгновение.
Но ей действительно необходимо заколоть свои волосы. Не может же она вернуться домой с такой прической.
- Как вы понимаете, - сказала она, бросая на него угрюмый взгляд, - мне больше не восемнадцать. Возможно, я вела себя, как дура, будучи очень молодой, но теперь я вдова, и я многое знаю о мире и о мужчинах, подобных вам.
- Я это вижу, - быстро ответил он.
Женевьева выглянула из кареты. Грум Тобиаса открыл дверь дома. Это было красивое здание, высокое, но не чрезмерно узкое, выстроенное со вкусом, но не подавляющее своим величием.
- Я не безнравственная женщина, - прошипела она Тобиасу, пытаясь еще раз донести до него правду. - Только потому, что когда-то давно мы намеревались пожениться, вы не можете пытаться использовать меня!
- Я никогда бы не сделал ничего подобного, Женевьева.
- Я предпочла бы, чтобы вы обращались ко мне, как к леди Малкастер, - заявила она.
Затем Женевьева вихрем пронеслась вверх по лестнице, так что не могла видеть, как его глаза неотрывно следили за ее пленительными изгибами. Греческая туника восхитительна, с какой стороны ни посмотри; облегающий шелк ничего не оставлял для воображения в соблазнительной маленькой фигурке леди Малкастер.
Тобиас сглотнул и проследовал за ней. Конечно, она не безнравственная женщина, но она принадлежит ему. И для него она просто Женевьева. И Женевьева больше не будет говорить ему, что собирается выйти замуж за того проныру, которого целовала. Только сама она этого еще не понимает.
- Это прекрасно! - воскликнула Женевьева, осматривая столовую. - Я никогда не видела обои такого сочного оттенка. Это абрикос?
- Что-то в этом роде, - откликнулся Тобиас.
Он следовал за ней с лампой Арганда[8], держа ее так, чтобы Женевьева могла смотреть на стены, а он мог смотреть на нее. Волосы Женевьевы были намного прекраснее, чем обивка стен. Абрикосы и подсолнухи, смешанные с небольшим количеством сливок. Ее лицо оставалось столь же восхитительным, как и в его воспоминаниях, особенно ее серо-зеленые глаза. В них все также пылала страсть, которая в ранней юности дополнялась наивным простодушием. Теперь же эта пылкость чувств смешивалась с соблазнительным намеком на нечто большее.
- Конечно, вам необходима мебель, - продолжила она. - Я знаю одного краснодеревщика, Джорджа Баллока[9], на Тентерден-стрит, у которого можно приобрести красивые вещи.
- У меня уже есть кое-что из мебели, ее скоро доставят из Индии, так же как ковры, чайные принадлежности и некоторые другие мелочи.
- О, это замечательно! У моей подруги Кэролы есть великолепный ковер из Индии таких ярких цветов, как на кашемировой шали[10].
- Я надеюсь, что моя жена придаст всему этому новый блеск, - сказал Тобиас, входя за Женевьевой в бальный зал.
- Ваша жена? - спросила она. - Но вы должны приобрести хоть какую-то мебель уже сейчас. Вы же знаете, что нельзя найти жену вот так в один день.
"Нельзя?" - подумал Тобиас, любуясь видом ее очаровательной круглой попки, в то время как она подалась вперед и с усилием дернула одно из высоких окон, находящихся в комнате.
- Они открываются? - спросила Женевьева.
- Они выходят в сад, - ответил он, подходя к ней и резко поворачивая ручку окна. Оно распахнулось, и легкий порыв ветра принес с собой ночные ароматы.
- Как восхитительно пахнет! - воскликнула Женевьева.
- Это жимолость[11]. Она распускается по ночам. - Он не стал уточнять, что именно этот сад заставил его купить и весь дом. Ему не хватало буйной красоты индийских цветов.
Женевьева танцующей походкой миновала двери и окунулась в ночь, и в этот самый момент Тобиас понял, что она ни капельки не изменилась за прошедшие годы. Возможно, она и приобрела элегантность tres-grande dame[12], но в ней все еще чувствовался избыток неудержимой жизненной энергии, который и заставил ее сесть с ним в карету в свои восемнадцать лет. Он никогда не забудет тот миг, когда увидел ее впервые. Это случилось на скучнейшем из вечеров, посетить который своих троих сыновей заставил их отец, поскольку был должен отцу Женевьевы достаточно много денег. Дерби Старший задолжал очень существенные суммы всем, кому было возможно в пределах пятидесяти миль от их дома.
- Если один из вас сможет жениться на его девчонке, - напутствовал их отец, - мы схватим удачу за хвост.
Тобиас полагал, что данный комментарий по большей части адресовался Саймону, его старшему брату. Саймон являлся наследником отца и уже был самым безукоризненным и изысканным джентльменом, чем любой другой по их сторону от Лондона. Принимая во внимание, что он и Джайлс слыли известными в округе драчунами, едва ли их можно было заманить в бальные залы. Они всего лишь являлись младшими сыновьями закоренелого игрока, который всегда проигрывал. Какой отец захотел бы такого зятя?
Зато она захотела. Он отправился на вечеринку, приготовившись вынести двадцать минут пустопорожних напыщенных разговоров, и вдруг увидел девушку, стоявшую возле фортепьяно и смотревшую на него. Женевьева оказалась самой красивой из всех когда-либо виденных им женщин. Ему потребовалось ровно две секунды, чтобы пробраться от двери к ней поближе, и как только ее зеленовато-серые глаза улыбнулись ему, он пропал навсегда. На ее лице читались явный интерес, удовольствие и... желание. Возможно, он тогда был очень молод, но совсем не глуп.
