— Не прав ли я, Клара, — банкир со злобной улыбкой взглянул на ее бездыханное тело, — не прав ли я, сказав, что началось второе действие драмы?
Гудвин нагнулся к несчастной Кларе и положил руку ей на грудь. «Совершенно без памяти, — сказал он про себя, — сердце бьется, но чрезвычайно тихо. Случая более благоприятного быть не может, сам дьявол помогает мне». Банкир тихо прошелся по комнате. Возле камина стоял письменный стол, а перед ним кресло. Стол был замкнут, но ключ находился в замке. «Это, должно быть, его рабочий стол, — предположил банкир, — и я, вероятно, найду здесь то, что мне нужно».
Он еще раз взглянул на бесчувственную Клару, потом осторожно поднял крышку стола. Глазам его предстал ряд ящичков, наполненных разными пакетами, перевязанными одни красной, другие синей ленточкой. На одном из пакетов было написано: «От мужа моего». «Теперь посмотрим, как человек этот подписывает свое имя, — проговорил он. — Может быть, он подписывает только одни начальные буквы, а мне необходимо, чтобы было выписано все имя». Он вынул одно письмо из пакета и развернул его. Письмо было длинное и подписано полным именем капитана Гарлея Вестфорда. «И здесь сам дьявол мне помогает», — подумал Гудвин. Он положил это письмо в карман, а пакет возвратил в ящик и, бросив взгляд на Клару, поспешно вышел из комнаты. В передней он сильно дернул за звонок, на который прибежала девушка.
— Я старинный знакомый вашей госпожи, — сказал он ей. — К несчастью, привез дурные вести. Мистрисс Вестфорд сделалось дурно, она лежит без памяти, поспешите к ней, да кстати, скажите как зовут вашего доктора и где он живет, я пришлю его.
Девушка сказала ему адрес врача и, поблагодарив его за попечение, отправилась к госпоже своей. А банкир оставил несчастный дом, спокойствие которого он нарушил столь преступным образом, и, зайдя сперва к доктору, которого послал в виллу, он поспешил к гостинице, где ожидал его экипаж, и направился в Винчестер, откуда приехал утром. По дороге он повстречал маленький шарабан, которым правила молодая девушка. Рядом с ней сидел молодой человек. Молодая девушка была Виолетта Вестфорд. Банкир вздрогнул, как при появлении какого-нибудь привидения.
«Это, должно быть, ее дочь, — подумал он, глядя вслед экипажу. — Она напоминает мне Клару Понсонби, когда я впервые увидел ее».
Занятый такими мыслями, Гудвин приехал в Винчестер, в одну из лучших гостиниц этого древнего города. Он нашел своего приказчика в номере, заранее приготовленном к его приезду. Яков Даниельсон сидел в глубоком раздумье, облокотясь на стол, перед ним стоял нетронутый графин с ромом. Когда вошел в комнату банкир, он медленно повернулся и посмотрел на него как человек, не верящий тому, что видит.
— Что с вами, Яков? — удивился Гудвин. — Вы выглядите человеком, который едва оправился от сильного испуга.
— Я действительно сильно испугался, — мрачно отвечал он, — я встретил на улице привидение.
— Привидение?
— Да, привидение, тень моей прошедшей юности, живое изображение женщины, единственной, которую я любил!
Приказчик схватил дрожащей рукой бутылку и до краев наполнил стакан.
— Но в вине, — простонал он, — единственное успокоение от подобных волнений.
Банкиру еще не доводилось видеть своего приказчика в подобном состоянии.
— Вы в самом деле изумляете меня, Яков, — сказал он ему, — я даже не подозревал в вас существования сердца.
— У меня его и нет, — ответил он, — было когда-то, но разбилось. Это старая история. Теперь, господин Гудвин, я несколько оправился от своего испуга. Вы платите мне жалованье не за мечты, а за труд, и я готов трудиться. Вы вызвали меня в Винчестер не для вашего или моего удовольствия, так скажите, в чем дело?
— Еще не время отвечать на ваш вопрос, Яков: мы сперва пообедаем — мне хочется есть — а потом поговорим о делах. Вечер довольно холодный, прикажите истопить камин.
Когда это приказание было выполнено, банкир и приказчик принялись за обед.
«Странно, — рассуждал сам с собою Гудвин, смотря на неприятное лицо своего собеседника, — этот человек говорит о призраке своей минувшей любви, но ведь и я тоже видел призрак моего прошлого: эта голубоглазая девушка с золотистыми локонами — живое изображение Клары Понсонби в минуту моей первой встречи с ней, когда ее лицо так сильно врезалось в мою память».
Присутствие слуг вынуждало обоих собеседников говорить о самых незначительных вещах. Банкир усиленно старался напоить своего приказчика, хотя сам был воздержаннее обыкновенного. Но когда скатерть была снята со стола, в серебряных подсвечниках зажжены свечи, Гудвин и Даниельсон придвинули свои кресла к камину.
— А теперь за дела! — воскликнул последний.
Банкир медлил с ответом. Задача была действительно нелегкая — ему предстояло сделать Даниельсона соучастником своего преступления. Однако надо было начинать.
— Даниельсон, — сказал банкир, — вы помните капитана Гарлея Вестфорда, который приезжал в Вильмингдонгалль, чтобы взять от меня обратно свои деньги?
— О да, я помню его, и весьма хорошо!
— Должен сказать вам, что этого несчастного, к сожалению, уже нет на свете.
— В самом деле?
Даниельсон пристально взглянул на банкира.
— Да. «Лили Кин» погибла со всем экипажем.
— Но почему вы знаете, что Гарлей Вестфорд находился на этом корабле?
— Потому что корабль принадлежал ему, и он мне объявил о своем намерении отправиться на нем. Зачем ему было изменять его?
— Я с вами согласен, — отвечал приказчик, — но на свете случаются странные вещи. Неожиданный случай мог легко воспрепятствовать его отъезду.
— О нет! — воскликнул Гудвин. — Это невозможно. Уверяю вас, что Гарлей и весь груз корабля покоятся теперь на дне морском.
— В таком случае, наследники его не замедлят явиться и потребовать от вас его 20 тысяч фунтов.
— Ну и пусть являются, но с верными доказательствами, что они были приняты мной, а если таких нет…
— А квитанцию, которую вы выдали капитану?
— Она тоже на дне океана.
— Но если он передал ее кому-нибудь до своего отъезда?
— Это трудно предположить. Я уверен, что она погибла вместе с ним.
— В таком случае, на свете останется только одно лицо, знающее о получении вами этих 20 тысяч фунтов, то есть вы сами.
— Могу ли я довериться вам?
— Вы делали это до этой поры.
— О да, и в весьма знаменательных случаях; но настоящий случай важнее их всех. Готовы ли вы продать ваше молчание за тысячу фунтов?
