— Да, но не все монастыри строгие. Мы можем только верить в Господа и в чашу.
Сочетание казалось кощунственным, но Глэдис теперь спокойнее воспринимала невероятное, и все-таки она сказала:
— Разве это правильно? Ведь мы оба оставим служение Господу. Мы оба дали обет.
Сестра Уэнна нетерпеливо фыркнула.
— Это случалось прежде. Твоей предшественницей была Сибилла де Фонтмари. Она ушла отсюда в 1101 году и вышла замуж за молодого человека, который был монахом в монастыре Сент-Эмундсбери.
— Что произошло в 1101 году?
— Ты не знаешь недавней истории? Король Генрих захватил трон после смерти своего старшего брата, короля Уильяма Руфуса. Следующим по старшинству и вероятным наследником был Роберт, герцог Нормандский, но Генрих находился в Англии и сам себя короновал. Ситуация могла привести к междоусобице, от которой мы страдаем теперь. Роберт вторгся, но потом оставил свои усилия. При правлении короля Генриха в Англии было благословенных тридцать пять лет мира, потому что Сибилла де Фонтмари и Ричард де Гротт знали свой долг.
Имена делали историю более реальной. Тревожилась ли сестра Сибилла из монастыря Роузуэлл, перед тем как ее призвали исполнить долг? Она тоже в ошеломляющей тоске смотрела на вершину холма?
— Потом моя семья призовет меня выйти замуж за моего защитника? — сказала Глэдис. — Почему вы расстраиваете меня разговором о немедленном уходе отсюда, о необходимости найти его?
— Сейчас не время для разговоров. Ты должна сейчас уйти и найти его. Вы познаете друг друга в священном месте. Это добудет чашу.
— Познаем?! — изумилась Глэдис.
— Ты понимаешь, что я имею в виду. Вы сочетаетесь телесно.
— С незнакомцем? — запротестовала Глэдис, повышая голос. — Без заключения брака?
— Чаша не возражает против отсутствия клятв.
Глэдис вспомнила о задней двери и, крестясь, пятилась к ней.
— Нет, нет. Простите, но это всё неправильно. Вы, наверное, посланница сатаны. Я больше не стану слушать.
На сестру Уэнну это не произвело никакого впечатления.
— Ты призвана, Глэдис из Бакфорда. Слушай или нет, но у тебя больше нет выбора.
Эти слова преследовали Глэдис, когда она выскочила на солнечный свет.
Она ожидала, что ее станут преследовать. Впрочем, Глэдис могла легко убежать от такой старой женщины, если только сестра Уэнна не превратится в ворона. Оглянувшись, Глэдис никого не увидела, но она не могла бегать по Роузуэллу, не вызывая вопросов, поэтому заставила себя неторопливо идти, словно по поручению.
Куда ей пойти, чтобы подумать, решить?
То, что предлагает сестра Уэнна, грех, но принц Эсташ действительно отвратительный человек. Разве сестра Элизабет не говорила, что бароны оставили короля, потому что им невыносима мысль о таком человеке, как Эсташ, на троне? Против своей воли она взглянула на вершину холма, который сейчас словно горел огнем. Это просто закат, но была такая пламенная сила в словах сестры Уэнны.
Что, если она, сестра Глэдис, имеет особое призвание? Что, если холм так долго владеет ее мыслями не просто так?
Что, если она может принести мир, драгоценный мир на свою землю? Что, если ценой ее неудачи будет Эсташ Булонский на английском троне, сеющий зло здесь и гораздо дальше? По всему миру?
Еще одна мысль закралась ей в голову. Убежала бы она в ужасе, если бы защитником оказался ее рыцарь?
Это отвратительное состояние ума, хотя, возможно, честное.
У Глэдис было такое чувство, будто она уже замужем за своим рыцарем и от нее потребовали разделить ложе с другим. Когда она подумала о такой близости с ним, никакая сила не могла сдержать быстрого стука ее сердца, удержать от желания столь сильного, что ей не нужен был священный призыв к греху, совсем наоборот.
Грешная, грешная, грешная!
Глэдис помчалась к церкви.
Церковь в Роузуэлле была маленькая, но чудесная, построенная из камня четыреста лет назад. Внутри стены были побелены и расписаны розовыми розами, через маленькие окна в боковой стене лился свет, и раздавалось птичье пение. Простой деревянный крест на напрестольной пелене темнел на фоне дорогого стеклянного окна, переливавшегося от кремового до янтарного цвета. Оно выходило на запад, так что заходящее солнце добавляло огня квадратикам стекла, золотило светлые стены и белизну алтарного покрова. Даже запахи здесь успокаивали — дерево, шерсть, воск и ладан.
Глэдис вернулась к своему любимому занятию — пошла по лабиринту, нарисованному на каменном полу. Движение по замысловатым дорожкам, которые снова и снова поворачивали, позволяя не выбирать, но только следовать по ним, всегда успокаивало, ее ум и позволяло литься ее молитвам. Она вошла в лабиринт и мгновенно почувствовала успокоение. Церковь — это безмятежная обитель, лабиринт — это тропа к Господу. Он направит ее.
— Пошли мир на эту землю, — шептала она. — Но мир, который воцарится без моего участия.
Все в словах сестры Уэнны пугало ее, но потеря рыцаря…
— Избави меня от искушения. Дай мне знак, Господи. Укажи мне святой путь.
Ничего не произошло. Конечно. Она на минуту возомнила, что она особое орудие Бога? Слишком скоро она вернулась к входу, лабиринт пройден, но ее молитвы остались без ответа. Она повернулась к кресту и произнесла трудные слова:
— Да будет воля Твоя.
Золотая вспышка испугала Глэдис. Она заморгала. Должно быть, солнце высветило что-то на алтаре. Но что?
Ах, ничего чудесного! Просто чаща. Этот дорогой серебряный сосуд, столь же старый, как сама церковь, выносили только на литургии. Конечно, никто в Роузуэлле чашу не украдет, но между литургиями ее запирали в специальном сундуке.
Чаша все время была здесь?
Она просто не заметила?
Возможно, сестра Томасина, прислуживающая в ризнице, вошла, пока она молилась. Неожиданно прибыл священник? Будет служба? Это благословенная возможность изгнать всех бесов.
Однако Глэдис была одна.
Она повернулась к маленькой боковой двери, намереваясь найти сестру Томасину, но казалось неправильным оставлять чашу без защиты.
— Сестра Томасина! — позвала Глэдис.
Никакого ответа. Хорошо. Она отнесет чашу в ризницу. Если сестра Томасина там, она рассердится, но негоже оставлять чашу. Глэдис поднялась по трем низким ступенькам к алтарю, потянулась к чаше… но быстро отдернула руку.
В чаше была кровь! Маленькая лужица крови. Потрясенная, она снова подалась вперед и увидела, что это не кровь — конечно, нет! — а лепесток кроваво-красной розы.
Кроваво-красной розы?
— Что ты делаешь?!
