— Вам надо сесть, ребенок слишком тяжел, — заметил он.
Девениш показал на одну из каменных скамей, стоявших по краю лужайки, подождал, пока она сядет, и сел рядом.
— Знаете, — негромко проговорила Друсилла, глядя на Девениша, — вы последний, кого я могла представить сидящим рядом с женщиной, которая держит слюнявого ребенка — у него зубки режутся. Вот как бывает обманчиво первое впечатление.
Роберт, стоявший неподалеку, удивился, услышав громкий смех Девениша. Что же такое сказала мйссис Фолкнер, что заставило желчного Девениша развеселиться?
— Вот уж не думал, что надо заехать в глухую провинцию, чтобы найти женщину не менее острую на язык, чем я сам. А если серьезно, я не просто так подошел к вам. Джон Сквайр только что поведал мне странную историю о загадочном исчезновении нескольких девушек. У вас никто не пропадал? Или поместье Фолкнеров так благополучно, что из него никто не убегает в Лондон за богатством?
— Знаете, милорд, — серьезно ответила Друсилла, вытирая слюнявый рот ребенка, — тут не над чем смеяться. Родители девушек в отчаянии. Ну а из моих людей никто не пропадал.
— Исправляю свою ошибку. Из вашего ответа я заключаю, что к этому делу надо отнестись серьезно. У ребенка что, во рту неиссякаемый источник? Мы оба вымокнем, если он будет так пускать слюни.
Словно догадавшись, что речь идет о нем, младенец подался к Девенишу и мокрой ручонкой провел по отвороту его роскошного сюртука.
— О боже! — Друсилла схватила ручку ребенка. — Я не должна была садиться рядом с вами, пока у меня Джеки. Это самое беспокойное дитя в семье Милнер, и я решила дать его бедной матери немножко отдохнугь. — Выпалив это, она неожиданно расхохоталась, а Девениш, достав красивый платок, принялся с невозмутимым видом вытираться. — Простите, — проговорила Друсилла. — Я не должна была смеятъся, но ваше лицо…
— Да, не должны были, — согласился Девениш. — А вы не думаете, что он в любой момент может написать вам на платье?
— Ой! — Друсилла вскочила и инстинктивно сунула Джеки в руки Девенишу. Тот ловко усадил ребенка на вытянутых руках в нужной позе и подождал, пока тот окропит траву вместо его и так уже испорченного сюртука. — Господи боже мой!. — воскликнула Друсилла. — Я должна была раньше догадаться, что ваша смекалка не уступает вашему остроумию.
Свидетели этой сцены, среди которых были Роберт с удивленным выражением на лице и застывшая с открытым ртом мисс Фолкнер, зачарованно наблюдали, как надменный лорд Генри Александр Девениш, четвертый граф Девенишский и Иннескортский, начал вытирать Джеки своим носовым платком.
Джеки, который громко кричал, мгновенно умолк, как только Девениш строго сказал ему:
— А ну-ка, юноша, молчать, а то будет плохо.
Друсилла тихо проговорила:
— Как вам это удалось? Еще никто не мог заставить его замолчать, если уж он расплакался. Вы в самом деле должны предложить свои услуги Милнерам вместо уволившейся няни.
Девениш, держа Джеки, достал из кармана золотые часы и, повертев ими перед младенцем, рассеянно ответил:
— У меня был маленький брат.
Когда прибежали супруги Милнер, которым сообщили о казусе, они увидели, как их неуемный отпрыск смеется, пуская пузыри, и старается дотянуться ручонкой до качающихся на цепочке часов.
— О, милорд, — проговорила, задыхаясь, миссис Милнер. — О, ваш прекрасный сюртук… о, зачем вы…
— Ничего, — спокойно сказал Девениш. — Мне тут сказали, что он с самого утра в первый раз ведет себя как надо, значит, дело стоило того.
И раз уж сам Лорд Всемогущий, как Друсилла называла его про себя, изволил так сказать, то никто из присутствующих не посмел ему перечить.
Бедная мисс Фолкнер почему-то расстроилась больше всех. Единственное, что смогла понять позже ее невестка, так это то, что Корделия почему-то решила, будто случившееся порочит имя Фолкнеров.
Она резко сказала Друсилле:
— Дорогая, я тебе говорила, ничего хорошего не выйдет из твоей возни е этим ужасным ребенком. Посмотри, в каком ты виде! Твое платье испорчено, а что до сюртука лорда Девениша…
— Очень удобно, — мягко проговорил Девениш, — давать умные советы. Вы совершенно правы. Мы оба, миссис Фолкнер и я, будем счастливы избавиться от забот об этом чертенке, а вы с радостью поухаживаете за ним. — И он сунул Джеки в руки ошеломленной мисс Фолкнер. — Можете взять мои часы, если он опять заплачет, — сочувственно предложил он. — Это помогает.
— Ох, Девениш, вы превзошли сами себя, — выдавила Друсилла, задыхаясь от смеха. — Давайте его сюда, Корделия, мое платье все равно уже испорчено. Я отдам Джеки матери, когда она немножко придет в себя и отдохнет от него.
— По-моему, нам всем требуется отдых от него, — совершенно спокойно сказал Девениш. — Жаль, больше не приносят жертвы Молоху.
— Девениш! — в один голос воскликнули Друсилла и Роберт.
— А кто такой Молох? — спросила мисс Корделия Фолкнер, но тут же до нее дошло. — Ой, да это же божество, которому приносили в жертву детей. Ах, лорд Девениш, вы же это не серьезно?
— Вполне серьезно, — ответил Девениш, подмигнув Друсилле — мол, шучу
Гилс, с интересом наблюдавший за дурачествами старших, сказал:
— Мне кажется, дети такие противные. Не понимаю, зачем их заводят.
— Ну, вас же завели, — негромко сказал Девениш. — Немножко просчитались, да?
— Мне кажется, — вмешалась Друсилла, — нам пора угомониться. Знаете, Девениш, вы плохо на нас влияете. Я полностью согласна с тем, что вы сказали недавно, — что у вас нет души.
Однако сказала она это со смехом. Гилс следил, как она, спасая Джеки от дурного влияния Девениша, вручила его матери и направилась вместе с ними к дому. Когда они отошли на значительное расстояние — мисс Фолкнер шла рядом с Друсиллой, что-то выговаривая ей, — Гилс сказал доверительным тоном Девенишу и Роберту:
— Вы знаете, сэр, я не согласен с тем, что вы плохо на нас влияете.
Со дня гибели Джереми я ни разу не слышал, чтобы Дру так смеялась.
— Но то, что ваша сестра смеется, не свидетельствует ли, скорее, о моем дурном на нее влиянии? — менторским тоном произнес граф.
— Ни в коем случае, сэр. — Гилс был так же серьезен, как и Девениш. — Знаете, когда был жив Джереми, она все время смеялась. — Он помедлил, нахмурившись. — Кроме нескольких последних месяцев перед тем, как Джереми убили, — продолжил он задумчиво. — Помнится, она была необычно тиха. Джереми говорил мне, будто она расстроена тем, что никак не родит ему наследника, хотя, глядя на большинство детей, я просто не могу понять, чего тут расстраиваться.
— Вы поймете, а пока можете выбросить это из головы, — сказал Девениш, откладывая в памяти странное замечание Гилса. — Придет день, когда вы сами захотите иметь наследника.
