— Его следует именовать Роджер Джейсон Лейберн. Розамонд ответила сияющей улыбкой, и фиалковые глаза ее повлажнели от непролитых слез. Он запомнил, что Джейсон — ее любимое имя!
Глядя на их озаренные счастьем лица, принцесса Элеонора тихо заплакала.
Священник снова окунул мальчика в воду.
— Роджер Джейсон де Лейберн, крещу тебя…
На этот раз церемонию прервал принц:
— Его будут звать Роджер Джейсон Эдуард де Лейберн.
Священник поморщился, всем своим видом запрещая кому бы то ни было вмешиваться в таинство крещения. Малыша пришлось опять опустить в купель.
— Роджер Джейсон Эдуард де Лейберн, я крещу тебя… Но тут Роджеру Джейсону Эдуарду все это до смерти надоело. Да и какой нормальный ребенок может выдержать троекратное погружение в воду?! Побагровев и натужившись, он завопил во все горло, одновременно направив прозрачную струйку прямо в глаза несчастного клерика. Святой отец пробормотал богохульственное ругательство, которое ловко замаскировал подобающей случаю фразой:
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь!
Он начертил знак креста на лобике ребенка, пробормотал молитву, наставил крестных родителей в их обязанностях и сунул малыша мамаше.
За торжественным завтраком Роджер положил сына в середину стола, где он стал центром всеобщего внимания. Элеонора, с умилением глядя на крошку, вытерла слезы.
— В церкви у всех были мокрые глаза, — наивно заметила она, чем вызвала неудержимый хохот всего двора.
— Сила Христова! — воскликнул Эдуард, поднимая кубок. — Да ваш сын только что изобрел новый тост: «Моча тебе в глаза!»
Следующим вечером в Виндзоре устраивался большой пир в честь принца Эдуарда, фактически ставшего правителем страны, и принцессы Элеоноры, которую муж официально представлял придворным как будущую королеву. Короля вместе с женой убедили удалиться в замок Вустер, что почти в семидесяти милях от Лондона. Придворные уже именовали Генриха Старым королем. Все рыцари и бароны, сражавшиеся на стороне Эдуарда, были приглашены на праздник вместе с женами. Каждый ждал награды за верную службу. Алчные лорды мысленно уже составляли списки земель и замков, конфискованных у бедняг, которые имели несчастье остаться в лагере де Монфора.
Супруги де Лейберн снова заняли просторные покои в башне, выстроенной для принца Эдуарда и принцессы Элеоноры. Теперь они состояли из трех роскошно обставленных комнат, помещений для слуг и детской для ребенка, которого Розамонд отказалась оставить дома. Она привезла из Першора одну из молодых служанок, поручив ей нянчить мальчика, а Нэн приступила к обязанностям камеристки.
Она вынула рубиново-красное платье из венецианского бархата, а Розамонд продела руки в широкие рукава, отделанные по обшлагам золотой тесьмой. Вырез был чрезвычайно низок, чтобы показать дорогие украшения, и Розамонд долго стояла перед туалетным столиком, пытаясь решить, какое ожерелье выбрать. В этот момент из гардеробной показался Роджер в одном полотенце, небрежно завязанном на узких бедрах. Нэн, привыкшая видеть хозяина и не в таком виде, не обращала на него внимания, пока тот не указал ей на дверь. Вынув из сундука небольшую шкатулку, Роджер приблизился к жене. Розамонд увидела его в зеркале и, зная, что он не устоит перед ее чарами, чувственно улыбнулась. Уголки губ лукаво приподнялись. Она расцветала под его ласками, а его любовь заставляла ощущать себя особенной.
Розамонд затаила дыхание — руки мужа скользнули к ее шее и стали возиться с застежкой ожерелья, которое он недавно заказал ювелиру. Глаза Розамонд широко раскрылись, когда она увидела великолепные камни, искрящиеся на шее и спускающиеся каскадом на грудь. Рубиновые розы с алмазными серединками выглядывали из изумрудных листьев.
— Роджер, я еще не видела подобной красоты. Должно быть, стоит целого состояния!
— Думаю, эта безделушка достойна графини!
— Графини?
— У меня есть все причины полагать, что Эдуард сделает меня графом Тьюксбери, — усмехнулся он, развязывая тесемки ее платья.
— Роджер! Что ты вытворяешь?
— Именно то, на что ты надеешься. Не сомневаюсь, ты умираешь от желания впервые в жизни залезть в постель с графом!
Она ответила призывным взглядом из-под ресниц.
— С чего это вдруг ты вообразил, будто станешь первым?
Его руки мгновенно сжались, зеленые глаза зловеще сверкнули.
— Клянусь Богом, мадам, вам плохо придется, если это не так!
— Ты разорвешь платье! — засмеялась она.
— Я куплю тебе другое.
— Разумеется, мой ненасытный дьявол, еще одно, еще и еще… Рано или поздно поймешь, что графиня обходится дороже простой леди!
— А ты узнаешь, что граф более требователен, чем простой королевский управитель! Сними тунику и камизу… Как же давно я не видел голенькую графиню!
Розамонд понимала: он поддразнивает ее, хотя, вне всякого сомнения, перевидал в жизни немало обнаженных дам. Но стоит ли его винить? Его неотразимое очарование, красивое смуглое лицо и закаленное тело воина способны покорить любую женщину.
Розамонд стояла перед ним в чем мать родила, если не считать варварского великолепия ожерелья. Она откинула волосы, ощутив, как концы прядей коснулись ягодиц, и дерзко вскинула подбородок:
— Если расстанешься со своим полотенцем, господин граф, мы сможем начать наш танец соития.
Род очертил кончиком пальца тонкую ключицу, украшенную рубиновыми розами, провел ладонями по изящным изгибам талии и бедер, и Розамонд показалось, что она вот-вот лишится чувств. Он гладил ее тело, не пропуская ни единого местечка, и наконец завладел губами. Пальцы его утонули в ее волосах, а губы и язык безмолвно требовали, чтобы она открылась для него. Другой рукой он сжал ее попку, и свидетельство его возбуждения скользнуло между ее бедрами. Поддерживая одинаковый ритм движений языком и вздыбленной плотью, он медленно делал выпад за выпадом в старой как мир игре мужчины и женщины, игре господства и подчинения.
— Если хочешь чего-то, — поддразнила его Розамонд, — стоит лишь попросить!
— Разреши мне войти, — прошептал он, и Розамонд приподнялась, позволяя ему вторгнуться в ее влажные глубины.
Видя, что он не двигается, она укусила его в плечо.
— Дьявол, ты заставляешь меня молить о том, чего желаю я?
Его зеленые глаза требовали от нее выразить тайные мечты словами.
— Род, я закричу, если ты немедленно не возьмешь меня!
— И закричишь еще громче, если возьму, — многозначительно подмигнул он и с силой вонзился в нее, овладев решительно и требовательно.
Розамонд отвечала лаской на ласку, жадно и пылко, все глубже вбирая его в себя. Наконец она глухо застонала, извиваясь в судорогах освобождения. Ноги подкосились, и Род, взяв ее на руки, понес к кровати. Он еще не излился и был полон чувственного исступления. Розамонд купалась в волнах удовольствия, готовая удовлетворить его сладострастные желания. Род ошеломленно наблюдал, как она вытянулась на перине, подняла руки над головой и по-кошачьи выгнула спину. Безумная страсть загорелась в нем, дикая и жаркая, и он предвкушал тот момент, когда она отдастся ему безудержно и безоглядно. Их слияние будет жарким, примитивным, бешеным, и только так они сумеют утолить свой голод. Следующее совокупление станет медленным, чувственным, нежным и позволит им выразить глубокую, безграничную любовь друг к другу.
