– Знаешь, он прав, – добавил Реджинальд. – Ты хоть представляешь, какой аромат исходит от тебя, когда ты варишь свои отвратительные зелья?
Лахлан задохнулся от гнева.
– Это зелье является смертельным оружием…
Алекс в полной растерянности смотрел на ссорящихся стариков. Оуэн, Лахлан и Реджинальд редко выходили наружу, и он не мог вспомнить, когда последний раз они отваживались оставлять надежные стены замка.
– Вы рассчитываете пойти со мной? – смущенно спросил он.
Трое стариков прекратили спор и посмотрели на него.
– Разумеется, парень, – заверил его Оуэн. – Мы должны помочь тебе спасти нашу ведьму.
– Ты сам знаешь, что у этих Максуинов нет на нее никаких прав, – добавил Реджинальд. – Мы обязаны заставить их понять это.
– Девушка принадлежит нам, – закончил Лахлан. – Я говорил это с самого начала.
Алекс заморгал, не веря своим ушам. Каким образом сумела Гвендолин так околдовать этих стариков, что они были готовы покинуть безопасный замок и вступить в бой, чтобы вернуть ее?
Точно так же, как она околдовала его, здраво рассудил он. Своей силой, честностью, состраданием. Само ее присутствие излечивало тех, кто в ней нуждался. Она приняла умирающего мальчика и вернула его к жизни, не прибегая к кровопусканиям, слабительному и другим ужасным пыткам, а всего лишь добротой и терпением и, возможно, немножко магией. Гвендолин открыла ставни и наполнила их мир светом, разогнав мрак и несчастье, душным облаком обволакивающие замок после смерти Флоры. Он понял, что, сделав это, она одержала победу и в своей собственной битве. Ей наконец удалось преодолеть страх и подозрительность остальных и заставить их увидеть ее истинное лицо.
Женщина необыкновенной смелости, готовая отдать все ради тех, кого она любит.
Он говорил ей, что она принадлежит ему. Теперь он со смирением признал, что ошибался. Гвендолин была слишком прекрасна и необычна, чтобы принадлежать кому бы то ни было. Она была неразрывно связана и с ним, и с этими людьми, которые были готовы умереть за нее. Когда он вырвет ее из рук Роберта, то сделает все, что в его силах, чтобы заставить ее понять это.
Но пускаться на поиски Гвендолин, таща за собой этих трех неуклюжих стариков, он не намерен.
– Меня радует ваше желание отправиться в такой долгий и трудный поход, чтобы вернуть домой Гвендолин, – сказал Алекс. – Только даже самым молодым и сильным из моих воинов будет трудно выдержать многочасовую скачку, краткие минуты отдыха на сырой и твердой земле и яростную битву, которая ждет нас впереди…
Старейшины заморгали.
– …и хотя мне вас будет не хватать в этом тяжелом походе, я надеюсь, что хотя бы один из вас останется, чтобы помочь защитить клан от возможного нападения…
– Я с радостью останусь, чтобы заняться делом здесь, – предложил Оуэн и добавил: – Но только потому, что ты настаиваешь.
– И я останусь, – решил Реджинальд. – Нельзя сказать, чтобы твои молодые парни были плохими солдатами, но тебе здесь тоже понадобится воин, который кое-что понимает в битвах.
– Может, дать вам с собой немного моего зелья? – спросил Лахлан. – Чтобы пользоваться им, я вам не нужен. Просто обрызгайте их и убегайте.
Алекс с притворным удивлением взглянул на них.
– Вы уверены?
– Абсолютно уверены, парень, – сказал Оуэн. – Только пообещай, что скажешь Гвендолин, что мы обязательно пошли бы с тобой, если бы не дела здесь.
– Точно, – согласился с ним Реджинальд. – Мне не хочется, чтобы она думала, будто мы равнодушны к тому, что она оказалась в руках этого негодяя.
– Я обязательно скажу ей, – пообещал Алекс, направляясь к двери.
– И скажи этому Роберту, что Гвендолин не какая-нибудь вещь и с ней нельзя так обращаться, – сердито добавил Лахлан, вспоминая слова Роберта: «Все равно это будет моим». – Что происходит сегодня с молодыми воинами? Совсем не знают, что такое хорошие манеры.
Его замечание достигло ушей Алекса, когда тот уже был у двери. Макдан нахмурился.
– Что ты сказал, Лахлан?
– Скажи этому невежественному грубияну, что…
– Дальше, – перебил его Алекс. – Как Роберт обращался к Гвендолин?
– Как к вещи, – ответил Лахлан. – Я отчетливо слышал его. Это было как раз перед тем, как он и его люди отступили. «Это будет моим!» – крикнул он, как будто она тарелка или стул. Я никогда в жизни не слышал такой бесстыдной грубости.
Теперь и Алекс вспомнил последние слова Роберта.
«Будь ты проклят, Макдан. Это будет моим».
В тот момент Алекс был так переполнен страхом за Гвендолин, что не обратил внимания на странные слова Роберта. Но теперь он ощутил внезапное беспокойство. Гвендолин представляла собой прекрасную мишень, когда стояла на стене и предлагала Максуинам пронзить ее горящей стрелой. Тем не менее Роберт приказал своим воинам не стрелять. Если его единственным желанием было сжечь ведьму, почему он отверг такую прекрасную возможность сделать это? «Это будет моим». Что, черт побери, имел в виду Роберт?
Полный решимости выяснить это, он отправился на поиски единственного человека, который мог рассказать ему правду.
– Я ждала тебя. – Мораг, не поднимая головы, продолжала наливать темно-красную жидкость в дымящийся котелок. В воздух поднялось облачко пара, и густой сладкий аромат, наполнявший комнату, сделался еще более насыщенным.
– Гвендолин сдалась Роберту, – мрачно сообщил ей Алекс.
Мораг кивнула и помешала в котелке тяжелым железным черпаком.
– Так было нужно.
– Черта с два! – закричал он, разъяренный ее спокойствием. – Это ее дом.
Мораг перестала мешать жидкость в котелке и удивленно взглянула на него:
– Откуда ты знаешь?
Алекс обессиленно покачал головой, внутри которой пульсировала боль.
– У меня нет времени на игры, Мораг. Мне нужно знать, почему Роберт так хочет захватить ее. Судя по его действиям прошлой ночью, она нужна ему живой, а не мертвой. Этот подонок хочет использовать ее магическую силу в своих целях, ведь так?
– И чем же он в этом смысле отличается от тебя? – тихо спросила она.
– Я не требовал от нее, чтобы она дала мне богатство или власть. Я только просил спасти сына.
– Ты не просил. Ты просто не оставил ей выбора. Ты сказал, что сохранишь ей жизнь, если она спасет Дэвида, но она все равно останется твоей пленницей. Помнишь?
Устыдившись, Алекс отвел взгляд. Он прекрасно помнил свои слова.
А Гвендолин тогда предложила просто убить ее и покончить с этим, поскольку не желает всю жизнь провести в плену.
– Это было давно, – сказал он, отчаянно кляня себя за то, что предъявил тогда такой мерзкий ультиматум. – Мой сын умирал, и я… я был не в себе. Теперь все изменилось. Ты должна это понимать.