– Благодарю, господин кардинал, я ни о чем не прошу. А вот друзьям моим есть на что сетовать.
– Боже мой, на что же?
– Я вам скажу: герцог Вандом заявляет свои претензии на унаследованную им, но отобранную у него Ришелье Бретань, мсье де Бофор желает стать во главе Адмиралтейства. Герцог д'Эпернон недоволен тем, что ему не возвращены прежние обязанности. Что же касается герцога Марсияка, он хотел бы править в Гавре…
– Это очень сложно, Гавр придется отнять у наследников покойного кардинала. А что касается Бретани, она теперь у мсье де Брезе, и его отец тоже…
– Кардинал мертв! – резко оборвала его Мария. – И я не понимаю, почему его наследникам принадлежит половина королевства. Было бы справедливо, если бы те, кто пострадал, получили бы за это компенсацию.
– Несомненно, однако все не так просто, как кажется на первый взгляд. Я подумаю, подумаю…
Он не сказал «нет». Сочтя такой результат вполне успешным, Мария зачастила к королеве в надежде вернуть свое былое влияние, демонстрируя то расположение к Мазарини, то осторожную критику, похваливая понемногу Шатонефа, не покидавшего свой дом в Монруже. Упрямая, едкая, порой нетерпимая, она не отдавала себе отчета в том, что становится надоедливой. Мазарини вынужден был дать ей понять, чтобы она оставила всякие надежды на возврат Шатонефа к делам…
Это привело к неприятному инциденту, который и спровоцировал пожар.
В тот день мадам де Монбазон в компании Марии, с которой у нее установились весьма тесные отношения, принимала гостей. После того как гости разъехались, они обнаружили два неподписанных нежных письма, утерянных маркизом де Колиньи. Письма были, конечно же, от женщины. Они решили, что их автором являлась мадам де Лонгвиль, прелестная сестра великого Конде, насмехавшаяся в письме над браком Элизабет де Вандом и герцога де Немура.
Эта свадьба состоялась в бывшем дворце кардинала Ришелье, переименованном недавно в Пале-Рояль. В Лувре это сделать было невозможно, так как туда переехала королева с детьми.
История с письмом стала достоянием гласности. Принцесса Конде метала громы и молнии, громогласно заявляя о публичном оскорблении и дискредитации. Королева сама дала к тому повод. Неосторожная Мария де Монбазон вынуждена была явиться в особняк де Конде и принести публичные извинения. В зале, полном народу, герцогиня де Монбазон исполнила роль кающейся весьма своеобразно: подражая жалкой комедиантке, она с презрительной усмешкой зачитала пришпиленный к вееру текст, который затем пренебрежительно отбросила.
Спустя несколько дней Мария пригласила королеву и некоторых придворных дам на легкую закуску в существовавший в ту пору парк Ренар, уютный уголок возле Тюильри, где можно было приятно провести время. Пригласила Мария и принцессу Конде. Она дала согласие, поскольку ее заверили, что мадам де Монбазон нездорова и ее не будет. Но, приехав туда вместе с Анной Австрийской, принцесса увидела свою недоброжелательницу, беседующую с мадам де Шеврез. Принцесса Конде хотела немедленно уйти, но королева ей помешала.
– Не вам отсюда уезжать! – твердо сказала она и отправила мадам де Сенесей с просьбой к виновнице удалиться, чтобы избежать неловкости. Мадам де Монбазон отказалась, сославшись на то, что она приглашена сюда своей падчерицей. Возмущенная Анна Австрийская удалилась, за ней потянулась большая часть приглашенных. Вышел скандал.
Разъяренный Бофор накинулся на королеву.
– Мадам де Монбазон сделала все, что вы приказали, – она публично извинилась, – бросил он. – Вы не имеете права ее унижать!
– Есть некоторые правила поведения, мой дорогой герцог. Вы бы их понимали так же, как и я, не будь вам столь дорога ваша герцогиня.
К несчастью, именно в это время появился Мазарини, вооруженный своей неизменной улыбкой, которую Бофор считал угодливой. Его гнев лишь усилился.
– Утверждают, мадам, – с горячностью воскликнул Бофор, – что времена, когда вы прислушивались к голосам истинных друзей, миновали. Шепоток ваших новых фаворитов заглушил их, хотя вы и понимаете, какова цена этим нашептываниям…
И, не попрощавшись, он умчался словно ураган к Марии де Шеврез, у которой вновь собрались все «хвастуны». Новость, которую принес Бофор, привела всех в крайнее возбуждение: мадам де Монбазон только что прислали из дворца повеление короля отправиться в ссылку в замок Рошфор-ан-Ивелин.
– Короля! – прорычал Бофор. – Да королю пять лет! Нас не обманешь, это Мазарини осмелился отправить в изгнание жену коменданта Парижа! Что же, мы и это молча снесем?
– Что вы предлагаете? – спросила Мария.
– Нам нужно избавиться от Мазарини. Он не так откровенен, как покойный Ришелье, но он не только продолжил политику своего предшественника, но хочет еще и воцариться на наших бренных останках, пользуясь благосклонностью фортуны. Нужно разлучить его с королевой и отобрать у него нашего любимого короля!
Решение было принято. Убрать Мазарини намеревались тем же способом, каким в свое время молодой тогда Людовик XIII избавился от другого правившего итальянца – Кончино Кончини. Об этом всем напомнила Мария, первый муж которой, Люин, действовал с открытым забралом: Кончини, фаворит Марии Медичи, был убит выстрелом из пистолета при входе в Лувр. Кардинал, привычки которого были хорошо известны, каждый вечер в Пале-Рояле встречался с королевой. Сам он жил в старинном особняке де Клев. Достаточно было полковнику французской гвардии, герцогу д'Эпернону, закрыть двери и приказать своим солдатам не шевелиться, несмотря на поднятый шум, и Мазарини падет недалеко от того места, где Витри открыл огонь по фавориту Марии Медичи. Мария увидела в том некий символ, словно все вернулось на круги своя…
В назначенный вечер, тридцатого августа, заговорщики собрались в гостинице «У двух ангелов» на набережной Лувра. Больше десятка лошадей под седлом, взнузданных и в боевом снаряжении, в двух шагах от королевского дворца вызвали подозрение дворцовой охраны. Сообщили королеве, она тут же послала к кардиналу с предупреждением не покидать свои покои.
Выстрела не последовало.
На следующий день де Гито, капитан гвардии, арестовал герцога де Бофора и препроводил того в замок Венсен и заключил в замковую башню.
Мадам де Шеврез скрылась в Дампьере, но там не задержалась. Ей было предписано отправиться в Кузьер, где за ней будет установлено наблюдение. С яростью в сердце ей пришлось подчиниться. Шарлотта не захотела оставить мать. Мария даже не простилась с мужем, решительно вставшим на сторону Мазарини. Однако уезжала она с солидными отступными: чтобы она успокоилась, ей выделили из казны двести тысяч ливров.
