В последнее время я жила в постоянном напряжении, но то, что я услышала сегодня утром, заставило меня, наконец, испытать радость. Мне не терпелось рассказать обо всем Нейпьеру.
Я стала ждать его у разрушенной часовни. Она была уничтожена пожаром… как и домик Роумы. Я прислонилась к стене и прислушалась. Раздался хруст валежника. Кто-то шел из глубины леса. Как глупо было прийти сюда одной. Ведь здесь, у разрушенной часовни, куда редко кто заходит из-за страха перед привидениями, может случиться все, что угодно.
Но Нейпьер уже скоро будет здесь.
Я тревожно оглянулась. Хруст валежника напугал меня. Где-то за деревьями, казалось мне, прятались чьи-то недобрые глаза… кто-то смотрит на меня в раздумье: зачем она здесь? Не настало ли ее время?
Меня охватила паника. Я позвала: «Это вы, Нейпьер?!» Ответа не было. Только сухой шелест листьев… и снова похрустывание веток. Может быть, под чьими-то ногами.
Наконец, подошел Нейпьер.
— Как хорошо, что вы пришли.
Я протянула руки, и он тепло сжал их.
— Мне стала известна правда об Оллегре, — сказала я. — Ее мать только что имела стычку с сэром Уилльямом, и она ему все сказала. И мне нужно было повидать вас.
— Правду об… Оллегре? — повторил Нейпьер.
— Да. То, что ее отец — Боумент.
— Она ему это сказала?
— Да. В саду часа полтора назад. Он пригрозил при помощи полиции выслать цыган, и она пришла уговорить его не делать этого, а когда не вышло, то сказала ему, что Оллегра — дочь его драгоценного Бо и что она обвинила вас, потому что ей бы не поверили, если бы она сказала, что это был Бо.
Нейпьер молчал.
— Почему вы тогда не стали отрицать это?
— Я убил Бо, — ответил Нейпьер. — И подумал, что взяв на себя его вину, смогу как-то искупить свою. Бо возненавидел бы всех за то, что они узнали о цыганке. Его всегда очень заботило мнение о нем других людей.
Он все еще держал мои руки в своих. Я посмотрела ему в лицо с радостной улыбкой.
— Я ведь все равно должен был уехать, — продолжил Нейпьер. — Так что это не имело большого значения. Еще один проступок… ну и что, когда их и так много.
— А ваша мать… она покончила с собой, потому что узнала, что ваш отец и миссис Линкрофт были любовниками, а не только потому, что потеряла Бо.
— Это все в прошлом, — сказал он.
— Нет, — воскликнула я с болью, — не в прошлом, если это продолжает влиять на настоящее и на будущее.
— Да, кому как не вам это должно быть понятно.
Я опустила глаза. Никогда еще Пьетро не был так далек от моих мыслей.
— Вы глупец, Нейпьер, — сказала я.
— И вы так долго не могли понять это?
— Мы оба были глупы. Но почему вы позволили обвинить вас?
— Повторяю, я убил его, а он был так красив, так полон жизни… Как и все, вы бы обязательно полюбили его.
— Однако очевидно, что он не был таким уж совершенством.
— Он был молод, жизнерадостен…
— Поэтому соблазнил юную цыганку.
— Но в нем было столько сил, и если бы он остался жив, он наверняка бы признал свою ответственность. Он куда-нибудь пристроил бы дочь, заботился бы о ней… и не дал бы ее в обиду. В тот день, когда я застрелил его, я так жалел… совершенно искренне… что выстрелил первым не он. Тогда это было бы не такой большой трагедией. Его бы простили.
— Вы завидовали ему?
— Конечно, нет. Я им восхищался. Мне хотелось походить на него, потому что я считал его образцом.
Я старался во всем ему подражать. Но я не завидовал. Я любил его, как и все… может быть, даже больше.
— Поэтому вы взяли на себя его вину.
— Я больше ничем не мог загладить свою.
— Но теперь все позади. И вы не должны больше об этом вспоминать.
— Вы считаете, что когда-нибудь я смогу это сделать?
— Да. Сможете.
— Возможно, есть только один человек, который может заставить меня это сделать… единственный человек в мире. А вы… вы забыли свое прошлое?
— Возможно, есть только один человек, кто мог бы мне в этом помочь.
— Но вы не очень уверены…
— С каждым днем я обретаю все большую уверенность.
Мы стояли, соединив наши руки, но держась на расстоянии. Между нами все еще стояла Эдит.
Но я поклялась себе, что не успокоюсь, пока не узнаю, что случилось с Эдит. Нейпьер теперь чист от обвинений в том, что соблазнил цыганку, что подтолкнул свою мать к самоубийству, но на нем была еще тень подозрения, связанного с исчезновением Эдит, и чтобы мы могли думать о нашем будущем, это подозрение должно быть развеяно.
Стояла послеобеденная тишина. Сэр Уилльям отдыхал у себя, по распоряжению доктора приняв снотворное, миссис Линкрофт прилегла, потому что была совсем без сил, как она сама мне сказала. В ее глазах затаилась вина, и она избегала моего взгляда.
Мне надо было все обдумать. Я хотела проанализировать все моменты нашего последнего разговора с Нейпьером. Мне необходимо было поразмыслить о нем и о Годфри.
Но в глубине души мне не надо было принимать никакого решения. Я знала… точно так же, как тогда, когда делала вид, что раздумываю, бросать ли мне свою музыкальную карьеру ради Пьетро; знала, что поступлю только по велению сердца. Если бы Роума сейчас оказалась рядом со мной, она бы сказала, что я сошла с ума, отказываясь от брака с Годфри ради Нейпьера. С Годфри меня ждет надежная, спокойная, благополучная жизнь. А с Нейпьером? Я не была уверена, какая жизнь была бы у меня с ним. Я не верила, что тень Боумента может в один миг рассеяться. У меня не было надежды, что чувство вины так легко оставит Нейпьера. Тень Боумента может вернуться в любую минуту и омрачить его жизнь, и так будет еще многие годы. А с моими тенями? Не будет ли тревожить меня образ Пьетро?
У меня было немного свободного времени, погода стояла солнечная и тихая, поэтому я решила пойти в свой любимый уединенный сад. Войдя туда, я с удивлением обнаружила там Элис. Она задумчиво сидела на скамейке, сложив руки на коленях.
— Я знала, что вы придете, миссис Верлейн, — сказала она.
— Ты хотела меня видеть?
— Да. Мне надо вам кое-что сказать… вернее, показать, что я обнаружила. Но мне не хотелось бы говорить об этом здесь.
— Но почему так?
— Потому что я считаю, что это может иметь очень большое значение. — Элис поднялась, добавив:
— Вы не против совершить небольшую прогулку?
— Нет, конечно.
Когда мы начали удаляться от дома, она все время оглядывалась.
— В чем дело, Элис? — спросила я.
— Я хочу удостовериться, что за нами никто не следит.
— А вы думаете, что следят…
Я содрогнулась, и Элис добавила:
— И ведь вам тоже, верно, миссис Верлейн?
Я призналась, что мне часто бывает тревожно.
— Конечно, любой мог бы оказаться в огненной ловушке, попади он случайно в горящий дом. Но с тех пор у меня такое чувство, что я должна быть особенно к вам внимательна.
