Он проделал все, как обычно, прежде всего развязав ленты выреза и распахнув более похожий на саван наряд, чтобы обнажить ее груди и живот. У нее прелестные грудки, маленькие, но пополневшие после рождения сына. На животе виднелись растяжки. Плохая кожа. Не то что у англичанок.
Не то что у Розамунды Болтон.
При мысли о ней его плоть сладострастно вздыбилась.
Розамунда Болтон, ее роскошные волосы, ясные янтарные глаза и сладостно округлые холмики грудей. Он с ума сходит при мысли о восхитительной вдовушке из Фрайарсгейта. О том, как насладится, взяв ее сегодня ночью. Если бы не Оуэн Мередит, он наверняка бы овладел ею тогда, и вряд ли она отдалась бы только из послушания.
– Подними сорочку, Кейт, – приказал он жене, раздеваясь. Та немедленно повиновалась.
Он раздвинул ей ноги, лег сверху, глубоко погрузившись в податливую плоть, и стал медленно двигаться, пока не излил семя.
– Пусть Господь и благословенная Матерь его пошлют нам сына, – пробормотал он, отстраняясь.
– Аминь, – ответствовала королева, опуская подол, но так и не открывая глаз.
Генрих Тюдор встал и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб.
– Доброй ночи, Кейт. Хороших снов.
– Доброй ночи, милорд, – прошептала она вслед мужу, удалившемуся через маленькую дверь, позволявшую приходить и уходить незаметно и не попадаться на глаза придворным дамам.
Король зашагал по узкому коридору в свою спальню, где обмыл интимные части тела в тазике, поставленном специально для этой цели. Его камердинер принес ему свежую ночную сорочку и, когда король надел ее, молча накинул ему на плечи зеленую парчовую мантию и, встав на колени, надел на августейшие ноги туфли зеленой кожи.
– Меня не будет часа два-три, Уолтер, – сообщил он слуге. – Где потайной фонарь?
– У выходной двери, ваше величество, – кивнул тот и, спохватившись, добавил:
– Сир, я понимаю, как велика нужда в осторожности после случившегося несколько месяцев назад, но если вдруг понадобится срочно вас найти…
Он осекся и вопросительно воззрился на короля.
– Что мне сказать?
Король тихо рассмеялся.
– Ты всегда умел хранить мои секреты, Уолтер. Я буду недалеко. В доме лорда Кембриджа, по соседству с дворцом. Ты, разумеется, никому не скажешь, но если вдруг возникнет такая необходимость, потихоньку пробежишь через парк, чтобы позвать меня, хорошо?
Уолтер с улыбкой поклонился.
– Да, ваше величество.
Они прошли в противоположную дверь, ведущую в еще один маленький коридор, спустились вниз и вышли в сад.
Слуга подхватил потайной фонарь, вручил королю и с очередным поклоном закрыл дверь.
Узенькая полоска света бежала по дорожке, когда король выбрался из сада в парк. Ночь, как назло, выдалась безлунной, и приходилось пробираться сквозь деревья медленно и осторожно. Наконец перед ним замаячила кирпичная ограда, в которой была прорезана небольшая калитка. Король толкнул ее и ступил в сад Тома Болтона Даже в темноте было заметно, какой порядок здесь царит.
Шагая по прихотливо вьющейся, чисто выметенной тропинке, он добрался до дома и сразу же увидел маленький светильник, освещавший очередную дверцу. Король поставил на землю потайной фонарь, взял светильник и оказался в доме. Следуя указаниям лорда Кембриджа, он поднялся наверх и вошел в спальню. Да она спит!
Король задул светильник, поставил на стол, снял парчовую мантию и, отложив, нагнулся и осыпал Розамунду поцелуями, пока она не открыла глаза и не улыбнулась.
– Хэл!
Какой теплый прием!
– Ты снимешь для меня сорочку? – спросил он. – Я хочу видеть тебя всю, прекрасная Розамунда.
– Только если ты тоже скинешь рубашку, Хэл.
Боже! Неужели она прирожденная шлюха, если так легко идет на эту постыдную интрижку?
Но почему же ей не стыдно?
Он хотел ее! Хотел, когда был совсем мальчишкой, и хочет сейчас. Он, король Англии. И это чертовски ей льстило. Какая разница, если королева ни о чем не узнает и не станет терзаться? Короткий роман, и она вернется во Фрайарсгейт, чтобы больше никогда с ним не встретиться.
Сев, Розамунда стащила через голову белую сорочку, отшвырнула и сдернула чепец. Волосы рассыпались по плечам. Осталось откинуть покрывало, и она предстала его взору нагая.
– Я нравлюсь вам, милорд?
– Да, прекрасная Розамунда, и очень, – кивнул король и, потянув ее за руку, заставил встать.
Как он высок! Она знала это, конечно, но, стоя перед ним, чувствовала себя совсем маленькой. Развязав его рубашку, она широко распахнула вырез. Изящные ручки скользнули по его груди, опушенной порослью того же золотисто-рыжего цвета, что и волосы на голове. И грудь у него невероятно широка, а плечи просто необхватны!
– Вы настоящий великан, милорд, – тихо призналась она, стягивая с его плеч рубашку. Она упала на пол к его ногам. Он выступил из нее, и Розамунда увидела, что, несмотря на величину, его ступни были узкими, почти изящными.
– Ни одна женщина, кроме няньки и кормилицы, не видела меня таким, каким создал Господь, прекрасная Розамунда. Только они и ты.
– А королева?
Она сама не знала, как посмела задать подобный вопрос, да еще в таких обстоятельствах!
– Предпочитает выполнять свой супружеский долг в темноте и закутанной с головы до ног. Поверь, я никогда не видел ее так, как тебя сейчас.
Розамунда тихо ахнула, удивленная и, возможно, немного смущенная такими откровениями. Она в жизни не думала, что королева будет настолько чопорной с собственным мужем, особенно таким молодым, красивым и ненасытным.
Сильные руки сомкнулись на ее талии. Подхватив ее, он зарылся лицом в ее груди.
– М-м-м, что за восхитительное благоухание исходит от твоей кожи? – спросил он, целуя затененную ложбинку.
– Белый вереск, – пояснила она, упираясь ладонями в его плечи. Кровь Христова. Как ей недоставало мужской ласки! И когда он начал покрывать поцелуями ее плоть, восхитительное тепло разлилось по жилам.
– Тебе идет, – кивнул он. – Вдыхая этот запах, я всегда буду вспоминать о тебе, прекрасная Розамунда.
Он снова опустил ее на пол, так осторожно, что она скользнула по нему всем телом.
Розамунда ощутила его грудь, живот, волосатые бедра.
Он сложен, как настоящий воин! Когда Генрих снова обнял ее и поцеловал, Розамунда едва не лишилась чувств.
Его язык глубоко погрузился в ее рот, властно вторгаясь, требуя немедленного подчинения. Голова у Розамунды закружилась. Она пьяно покачнулась.
Генрих прижал ее к себе и прошептал:
– Как ты сладка, как покорна, моя прекрасная Розамунда. Настоящая женщина. Опытная и страстная и все же источаешь некую странную невинность, которой я должен обладать.
