Я услышала его тихий смех, этот ужасный смех, который навсегда останется в памяти. Рубен подвез меня вплотную к стене. Что с ней случилось? Теперь здесь снова была дыра. И, как и тогда, давно, в ней зияла пустота.
Рубен стащил меня с ручной тележки, в которой привез сюда из дома бабушки Би. Я слышала, как тяжело он дышал, когда запихивал меня в нишу в стене.
— Рубен! — выдохнула я. — Ради Бога, Рубен…
— Я боялся, что вы умерли, — сказал он. — Это было бы неправильно. Я очень рад, что вы все еще живы.
Я попыталась поговорить с ним, умоляла его, звала на помощь. Но мое горло так саднило и болело, что при всем желании меня вряд ли могли услышать.
Как и в далекий памятный день, я стояла тут, в нише. Рубен был всего лишь темной тенью, и словно издалека я слышала его смех. Я увидела в его руке кирпич и поняла, что он собирается сделать.
Перед тем как лишиться чувств, я вдруг подумала, что к столь ужасному концу меня привели мои грехи, — точно так же, как и седьмую деву. Я всегда считала себя хозяйкой жизни, думала, что могу управлять обстоятельствами и людьми. Наверное, она думала так же… И теперь приходится расплачиваться за свою гордыню.
Сквозь пелену боли я услышала голос, знакомый голос:
— Господь всемогущий! Керенза, Керенза!
Нежные заботливые руки подхватили меня.
— Бедная, бедная моя Керенза…
Это был Ким, он пришел ко мне на помощь. Ким спас меня. Он вынес меня на руках из загробной тьмы — обратно, в Эббас.
Я проболела несколько недель. Меня оставили в Эббасе, и Меллиора, ухаживая за мной, все время была рядом. Только сейчас я поняла, какое ужасное, суровое испытание, гораздо более серьезное, чем я полагала вначале, выпало на мою долю. Каждую ночь я просыпалась в холодном поту. Мне снилось, что я стою в каменной нише и бесы лихорадочно укладывают кирпичи, чтобы замуровать меня.
Меллиора находилась при мне неотлучно — и днем, и ночью.
Однажды, проснувшись, я разрыдалась у нее на груди.
— Меллиора! — призналась я. — Я заслужила такую смерть, ибо слишком много грешила в своей жизни.
— Тихо, тихо, — успокаивала меня подруга. — Ты не должна так думать.
— Но это правда. Я грешна… так же, как и она. И даже больше. Она нарушила свою клятву. Я нарушила свою. Я нарушила клятву верности в дружбе.
— Тебе приснился кошмар.
— Да, кошмар о недостойной жизни.
— Ты прошла через ужасное испытание. Тебе больше нечего бояться.
— Иногда мне кажется, что Рубен в этой комнате, что я кричу, а меня никто не слышит.
— Его забрали в Бодмин. Он уже давно болен. Со временем его состояние стало хуже…
— С тех пор как не стало Хетти?
— Да.
— А как случилось, что Ким смог спасти меня?
— Он увидел, что стена заделана по-новому… Он поговорил об этом с Рубеном, и тот сказал, что стена якобы обвалилась и ему пришлось заделать ее на следующий же день. Но Ким не мог понять, почему она обвалилась, если ее переложили не так давно. Ты ведь помнишь, когда это было.
— Я хорошо это помню, — ответила я. — Мы были там все вместе.
— Мы все помним, — согласилась Меллиора. — Когда ты не вернулась домой, я, естественно, пошла к Киму.
— Да, ты пошла к Киму…
— Я знала, что ты собиралась идти к дому бабушки, поэтому сначала мы отправились туда. Дверь была не заперта, вернее, открыта настежь. Тогда Ким испугался. Он кинулся бежать… потому что накануне Рубен говорил ему какие-то странные вещи о Хетти… Ким подумал, что ему в голову, вероятно, пришла какая-то безумная идея…
— Ким догадался, что собирался сделать Рубен?
— Он догадался, что происходит нечто странное и что мы можем выяснить это у стены. Благодаря Богу, Керенза.
— И Киму, — пробормотала я.
Потом я стала думать о том, чем обязана Киму. Возможно, жизнью Джо и его нынешнему счастью. А также своей жизнью и моим будущим счастьем.
«Ким, — подумала я, — скоро мы будем вместе, и все, что было раньше, забудется. Для нас будет только будущее — для меня и для тебя, мой дорогой Ким!»
Я проснулась ночью вся в слезах. Мне опять приснился плохой сон. Я стояла на лестнице вместе с Меллиорой, и она протягивала мне игрушечного слона.
— Это убило ее, — говорила я. — Ты теперь свободна, Меллиора, свободна!
Я проснулась и увидела Меллиору у своей постели. Светлые волосы заплетены в косы; толстые и блестящие, они казались золотыми плетями.
— Меллиора, — позвала я.
— Все хорошо. Это всего лишь дурной сон.
— Эти сны… От них теперь никогда не избавиться?
— Они прекратятся, как только ты поймешь, что это — всего лишь сны.
— Но они — часть моего прошлого, Меллиора. Ой, не знаю… Боюсь, я была слишком порочной, нечестивой.
— Нет, Керенза, перестань…
— Говорят, покаяние помогает душе. Меллиора, я хочу покаяться.
— Мне?
— Но именно с тобой я поступила подло.
— Я дам тебе успокоительное, а ты постарайся заснуть.
— Я буду лучше спать, если совесть моя будет чиста. Я должна рассказать тебе, Меллиора. Я должна рассказать о том дне, когда умерла Джудит. Все было совсем не так, как все думают. Я знаю, как она умерла.
— Тебе приснился кошмар, Керенза.
— Да, именно поэтому я и должна тебе во всем сознаться. Ты не простишь меня… в глубине души, хотя и скажешь, что простила. Я промолчала тогда, когда должна была рассказать. Я испортила тебе жизнь, Меллиора.
— О чем ты говоришь, Керенза? Тебе нельзя волноваться. Давай-ка, прими вот это и постарайся уснуть.
— Послушай меня. Джудит споткнулась. Ты помнишь слоника, игрушку Карлиона?
Меллиора выглядела встревоженной. Она точно подумала, что у меня бред.
— Помнишь? — настаивала я.
— Ну конечно, я помню. Он до сих пор где-то есть.
— Джудит споткнулась об эту игрушку. Шов…
Меллиора нахмурила брови.
— Дырка, — продолжала я. — Ты ее зашила. Это от туфли Джудит… Каблук порвал ткань. Игрушка лежала на ступеньках, и Джудит споткнулась об нее. Я сначала спрятала этого слона, потому что не хотела, чтобы в смерти обвинили Карлиона. А потом… потом я боялась, что, если докажут, что это был несчастный случай, Джастин не уедет из Эббаса. Он бы женился на тебе. У тебя родился бы сын, который бы получил все, — а я хотела, чтобы все досталось Карлиону.
В комнате повисла тишина — только часы тикали на каминной полке. Эта мертвая ночная тишина Эббаса. Где-то в доме спал Ким. И Карлион.
— Ты меня слышишь?
— Да, — тихо ответила Меллиора.
— Теперь ты ненавидишь меня… за то, что я в корне измени та твою жизнь… за то, что сломала ее?
