— Так ведь справился же! — Харальд улыбнулся. С Владимиром они были хорошо знакомы, поскольку в прошлом году вместе предприняли поход на Византию. — А насчет Альдейгьи ты сам, Вальдамар, меня научил, как надо действовать. Разве не ты мне рассказывал про вашего деда Вальдамара, который таким точно образом добился своей невесты Анны?
— Я еще и виноват! — Владимир хмыкнул. — Ты, Харальд, всегда сухим из воды выходишь!
— Поедемте в Новгород наконец! — взмолилась Елисава. — Так хочется уже отдохнуть как следует!
Тут все оттаяли, заговорили разом. Среди хирдманов Харальда и гридей Владимира очень многие были знакомы между собой и даже приятельствовали, так что в один миг обе дружины смешались, возникла толчея, послышались возгласы на двух языках, мужчины хлопали друг друга по спине и плечам, задавали вопросы. Раздались женские голоса: Завиша и Соломка наконец дали волю чувствам от радости, что встретились со своими мужьями. И вот людская волна схлынула с островка, все разместилась опять по ладьям, весла ударили по серой воде, отражавшей хмурое небо, и дружины направились к Новгороду. Елисава села в ладью с Владимиром и всю дорогу возбужденно расспрашивала его и делилась приключениями, о которых можно было рассказать. Она и правда была от души рада видеть старшего брата живым и невредимым.
До Новгорода было менее двух «роздыхов», поэтому пришли туда в тот же день. Разместились все на Ярославовом дворе, в просторных новых теремах, и Елисава получила в свое распоряжение горницу, выделенную ей женой Владимира, где не было недостатка в вышитых полавочниках, занавесях из персидского шелка и пуховых перинах.
День прошел в суете. Сначала баня, вечером ужин в гриднице и разговоры за полночь. Елисава засиделась непривычно поздно: ей и братьям надо было столько рассказать друг другу. Особенно интересовал ее поход Владимира на емь. Десять лет назад заняв новгородский стол, Владимир, тогда еще четырнадцатилетний отрок, под руководством своего кормильца, воеводы Остромира, и епископа Луки принялся расширять подвластные Новгороду земли. В этом ему охотно помогала новгородская знать, новая поросль, поднявшаяся на корнях старинных ильменских родов, повыкорчеванных княгиней Ольгой. Эта знать, по крови наполовину варяжская, разбогатевшая на торговле, была связана с Ярославом Владимировичем особыми узами взаимной надобности. Князь, обеспечивающий им успешную торговлю и расширение власти и влияния, защитник их выгод в соперничестве с Киевом, был нужен им настолько, что они даже простили ему избиение лучших новгородских мужей в год смерти Владимира. За это Ярослав дал им особые грамоты, подтверждавшие их права, и снизил дань Киеву в десять раз — с трех тысяч гривен серебром до трехсот.
Дело его продолжал Владимир. За десять лет своего княжения он поставил ряд погостов на восточном берегу Нево-озера, вдоль рек Сясь, Оять, Паша, Олонка. Следуя вверх по течению, его дружины вышли в западное Прионежье, где жила емь, племя чудского языка. Опасаясь попасть под власть Новгорода, емь не раз делала набеги на погосты, разоряя княжьи городки и похищая собранные в качестве дани меха, мед и воск. Стерпеть этого новгородский князь не мог и в прошлом году предпринял большой поход. Но тогда довести дело до конца помешал мор, выкосивший почти всех лошадей дружины — говорили, что виной тому колдуны еми, наславшие черную болезнь. В этом году Владимир пошел в Прионежье снова, но на этот раз ему помешало известие о разбое Харальда в Ладоге. Он повернул назад, поскольку по важности прионежские погосты значительно уступали Ладоге. И успел к известию, что Ладога свободна, а разбойник Харальд женится на сестре Елисаве!
Впрочем, мед и пиво, а также старания Харальда, искрившегося удалью и дружелюбием, довольно быстро рассеяли его досаду. Харальд клялся в дружбе, обещал на следующее лето пойти на емь вместе с Владимиром и принести ему головы всех старейшин и волхвов зловредного племени. Елисава, в свою очередь, смешила братьев, рассказывая о своей ошибке, когда Харальд поведал ей «о войне Владимира с племенем дома», имея в виду «племя хейм». На самом деле, как сказал ей воевода Остромир, сами емь называют себя «хямэ», что означает «водяные, мокрые», поскольку в их земле очень много речушек и болот. И Елисава, тоже слегка подогретая медовухой, снова хохотала до слез: вместо «домашнего племени» придется воевать с диким племенем водяных и леших.
Здесь же, за столом, уже за полночь Харальд договорился с Владимиром, что его свадьба с Елисавой будет справлена в Новгороде, причем сразу же, как только закончатся необходимые приготовления. Он уверял, что с самого начала, когда вез невесту на север, рассчитывал сделать именно так. Елисава тоже не хотела ждать. Она не знала, где сейчас находится Ивар сын Хакона и прочие послы Магнуса. Им-то совсем не понравится нынешнее положение дел, и они, возможно, решатся раскрыть Владимиру глаза на истинные намерения Ярослава Киевского. Все же лучше, если к тому времени свадьба будет сыграна и молодые уедут. И пусть Харальд не слишком хорошо расстался с Ярославом, тот, оказавшись на положении тестя, раньше или позже примирится с этим родством. Особенно когда Харальд добьется признания в качестве конунга Норвегии. А в том, что Харальд всегда добивается своего, Елисава не сомневалась.
Уже на другой день, проспавшись после пира, Владимир велел тиунам начать приготовления к свадьбе: сделать припасы и разослать приглашения тем знатным родам, которые не были с ним в походе. Епископ Лука Ждята изъявил согласие венчать. Елисава с боярынями проветривала свое приданое, пережившее столько приключений и слегка подмокшее. Княжну наполняло чувство счастья, покоя и удовлетворенности: наконец-то ее судьба была решена, она любила Харальда и была любима им, а впереди их ждала новая увлекательная жизнь в Норвегии. Она сделает то, что до нее делали ее мать и бабка: пересечет Варяжское море, чтобы связать две могущественные королевские семьи узами родства, даст жизнь новым побегам, станет матерью новых поколений королей и воинов. Если она сталкивалась с Харальдом, он смотрел на нее многозначительно и радостно, будто намекал на их общую тайну. И Елисава, понимая, что он имеет в виду, в смущении опускала глаза.
Однажды, дня через три, выйдя в гридницу, Елисава заметила смутно знакомое лицо. Где-то она видела этого человека, стоявшего перед Владимиром и воеводой Остромиром. По виду варяг, средних лет, с обветренным лицом, сальными светлыми волосами, шрамом на лбу… Нет, она его не знает… Или он ей кого-то напоминает?
