— Бедное твое лицо… Болит?
— Сейчас нет.
Летти вздохнула, пальцы ее скользнули вниз. Когда она снова посмотрела на него, ее глаза были серьезны, печальны, но непреклонны.
— Ничего не выйдет, ты же знаешь. Мы слишком разные. Мы вышли из разных миров и живем в слишком разных мирах. Навсегда останутся недопонимание, сомнения, страхи — даже если бы у нас не было этого неудачного пролога.
— Я не считаю его неудачным.
— Это потому, что ты такой же упрямый, как я, может, еще упрямее. Во всяком случае, этот пролог нормальным не назовешь.
— А мы и сами ненормальные, оба. — Рэнсом чувствовал, что говорит что-то не то, но готов был сражаться до конца.
— Именно поэтому ничего и не выйдет. Кто-то один должен быть нормальным. Думаю, будет лучше, если я уеду. Если я хоть что-нибудь для тебя значу, ты поможешь мне это сделать. Ты проводишь меня в Колфакс сейчас же, пока мы не сделали того, о чем оба будем сожалеть.
Она отстранилась от него и медленно пошла по террасе к ступенькам. Рэнсом смотрел ей вслед, и сердце в его груди готово было взорваться. Она была уже у самых ступенек, когда он нашел наконец нужные слова:
— Я отвезу тебя хоть к самому черту, если ты захочешь туда поехать! Но не надо ничего решать за меня, Летти, ни сейчас, ни когда-либо потом. И не надо мне говорить, что для меня лучше. Я не Рэнни. Отныне и навсегда я Рэнсом Тайлер. И я знаю, чего я хочу. Я хочу засыпать и просыпаться рядом с тобой все оставшиеся годы моей жизни, хочу обнимать тебя, когда в тебе впервые зашевелится мой ребенок, беспокоиться вместе с тобой из-за маленьких озорников, которых мы произведем на свет; сидеть с тобой на веранде на закате наших дней, а потом целую вечность лежать рядом с тобой на кладбище. Я хочу, черт побери, дышать с тобой одним воздухом. Я хочу, чтобы все, что у меня есть, имело твой вкус и твой запах!
Как будто что-то раскололось у нее в груди — словно вековые льды покрылись трещинами, расступились и начали таять. Она повернулась и посмотрела на него с изумлением.
— Так ты действительно любишь меня?
— А что, по-твоему, я пытаюсь тебе втолковать вот уже битый час?!
— Я думала, для тебя это всего лишь слово, которое…
Рэнсом застонал и закрыл глаза:
— Ради всего святого, милая, ты слишком много думаешь.
Два шага — и он оказался рядом с ней, прижал ее к себе и медленно закружил, спрятав свое лицо в ниспадающем водопаде ее волос.
* * *
Прошло немало времени. Рэнсом сидел, прислонившись к стене. Летти лежала в его объятиях, голова ее покоилась у него на груди. Солнце уже клонилось к западу, и в тени деревьев было прохладно; легкий ветерок обдувал их разгоряченные лица, шевелил золотисто-каштановые локоны Летти. Счастливые и умиротворенные, они смотрели на яркие пятна, высвеченные пробившимися через листву лучами солнца, на бледно-желтую ленту дороги.
Наконец Летти пошевелилась:
— Скажи, правда или нет, твой дядя Сэмюэл — один из Рыцарей?
— Ш-ш-ш! — Рэнсом, наклонившись, поцеловал ее в макушку.
— Что, не правда?
— Правда, но лучше нам об этом не говорить. Она молчала всего несколько секунд.
— Но они ведь снова могут приехать за Брэдли. Что ты будешь делать?
— Остановлю их, если смогу. А если нет, Брэдли примет свою кару так, как подобает. Это все, что мы можем сделать.
Летти тяжело вздохнула и подумала, что к этому, наверное, не привыкнет никогда.
— А что с Салли Энн и полковником? Ты думаешь, они поженятся?
— Как только Салли Энн будет готова к этому. Думаю, что скоро.
— Знаешь, она ведь считала, что он…
— Я знаю. Это их личное дело.
Рэнсом нахмурился, и она провела кончиками пальцев по его лбу, чтобы разгладить суровую складку.
— Реконструкция не может длиться вечно. Через год или два Юг сможет жить так, как захочет. Он освободится от «саквояжников», таких, как О'Коннор, и наконец возродится после этой войны. Когда это случится, Сплендора опять расцветет, правда ведь?
— Я думаю, правда.
— Ты думаешь? Да разве ты не умираешь от нетерпения увидеть это?
— Нет. — Он провел по ее щеке тыльной стороной ладони. — Сейчас нет.
Летти рассеянно улыбнулась, наслаждаясь этой лаской, но мысли ее были где-то далеко.
— А что же с Шипом? Тебе не предъявили официального обвинения, но продолжать эту игру будет очень опасно. Не думаю, что тетушка Эм когда-нибудь поверит, что Шип и ее Рэнни — один и тот же человек, однако люди начнут задумываться. Рэнсом тяжело вздохнул:
— Я полагаю, он уже сыграл свой последний выход, раз собирается обзавестись семьей.
— Ты жалеешь об этом?
Он ответил не сразу, и Летти быстро взглянула на него снизу вверх. Заметив ее взгляд, Рэнсом улыбнулся ей и покачал головой:
— Нет, совсем нет.
— А о Рэнни?
— А что Рэнни?
— Ты будешь продолжать разыгрывать роль?
— А как тебе больше нравится?
Летти пожала плечами:
— Мне все равно. Хотя, признаться, он был мне довольно дорог…
— Я ревную! Но не надо беспокоиться о нем. Я думаю, теперь, когда у него появилась невеста, он очень быстро поправится — на радость тетушке Эм.
— Я и не беспокоилась! Но, по правде говоря, я буду о нем скучать.
Он провел губами по ее лбу.
— Если захочешь его увидеть, только позвони.
— Я запомню это. А впрочем, кажется, я придумала кое-что получше. Правда, это потребует некоторого времени — скажем, лет десяти-двенадцати…
Рэнсом рассмеялся и прижал ее к себе.
— Боюсь, одной тебе не справиться. Ну ничего, — он приподнял пальцами ее подбородок, заставляя заглянуть ему в глаза, которые горели от веселья и желания. — Так когда же мы начнем?
Аболиционист — сторонник отмены рабства.
