принадлежит отцу, того молодого человека, за которого я и прошу. Много лет назад, выполняя поручение нашего консула в Риме, я должен был доставить письмо канцлеру Никите Ивановичу Панину. Я не знаю, что было написано в том документе, но этот документ сослужил большую службу России. Со мной отправился в Россию Кошта. Скажу честно, я его вывез из Рима злодейским способом, в гробу, но не в этом дело. Когда я был уже возле границы с Россией, на меня напали десять английских военных, двое из которых были офицерами. Я был в карете один с дамой и без охраны, не хотел привлекать к себе внимание. Что я мог противопоставить этому отряду. Ну, убил бы я двух, трех, может и четверых, а дальше бы меня закололи, и письмо попало бы в руки тех, от кого я и прятал его. На выручку мне пришел Кошта. Только, благодаря его умелым действиям мы смогли отбить натиск нападавших, мало того, мы их и победили. Офицеров я велел высечь, да так, что бы они еще очень долго не могли сидеть не только на стуле, но и в седле, зато, сохранил им жизнь. Они бы меня не помиловали. Обо всем этом я и доложил графу Панину, а он в свою очередь Императрице. Поверьте мне, Екатерина смеялась до слез. Потом она по своим каналам рассказала этот случай и над англичанами еще долго смеялась вся Европа. Вот я и получил этот орден из рук Екатерины Великой.
— Я, что-то читал об этом. Я часто читаю указы Екатерины, там есть много пользы и для меня. Припоминаю. Полковника не давать, награду оставить, заслужил.
Простите ваше величество, но это было из-за другой награды.
И Семен указал на Георгиевский крест. Только сейчас Александр I обратил свое внимание на награды Семена, действительно, их было множество. Он задумался.
— Константинов, Константинов. Я где-то недавно встречал эту фамилию.
— Вы совершенно правы ваше величество. Вы эту фамилию встречаете каждый раз, когда присутствуете в своем театре. Константинова, прима балерина вашего театра, она старшая дочь Кошта и родная сестра Семена Константинова.
Семен еще больше хотел усугубить процесс. Он и так приукрасил свою порку англичан, ничего не сказав о своих телохранителях.
— Ваше величество. Семен Константинов прекрасно держится в седле, знает многие европейские языки. Фехтует на шпагах на много лучше меня и не уступает в этом моему сыну.
Вот сына Семену не нужно было упоминать.
— Так я так понимаю, если этот молодой человек получит офицерский патент, то у некоторых моих офицеров не будет уха?
— Ну, это и от Бога зависит. Но, если родине и короне не нужны такие офицеры, что ж, он начнет свою службу с нижних чинов. Семен Константинов желает служить своему отечеству. Это его родина.
Александр I вновь задумался. Потом в стиле Екатерины написал на прошении Семена.
— Чин прапорщика дать, а потомственного дворянства не давать.
После чего посмотрел на Семена. У того не дрогнул ни один мускул на лице и он молчал, глядя прямо в глаза Александра I. Александр I обмакнул перо в чернильницу. Лишняя капля чернил капнула на прошение. Александр I исправил точку на запятую и дописал.
— До достижения чина гвардейского капитана.
И обратился к адъютанту.
— В Петербурге ему делать нечего, но обязательно в гвардию, раз у него такие рекомендации. Он нужен родине и пусть служит родине.
У Семена просияли глаза и он откланялся.
Семена Константинова, поначалу не сильно приняли в свой круг офицеры полка, оно и понятно. Но уши у всех остались на месте, так как был пущен слух, скорее всего, сыном Болховского, о том, как владеет шпагой их новый офицер. А о проделках Александра Волкова знали многие. Но со временем и Семена Константинова приняли в свой круг. Он оказался славным малым, отличным другом и собутыльником, когда было нужно. После аудиенции Волков со спокойной душой отправился в свое имение.
XXII
Жизнь его была размеренной. Чувствовал он себя во всем не плохо. Ежедневно исполнял свой супружеский долг, не смотря на возраст. Анна была ему желанна. Занимался делами, продолжал свои реформы. Охотился с Акимом. Единственное, что его беспокоило, так это боль в ребре. Та самая рана, которую так подло нанес ему англичанин. Поначалу, он прикладывал серебряный медальон, который на него надела Ольга и который спас ему жизнь. Помогало, но со временем и это перестало помогать. Тогда Анна прикладывала свою теплую щеку на это место, боль моментально уходила, но вскоре Анне приходилось так делать постоянно, она и засыпала рядом с мужем, положив ему на грудь свою голову. Семен гладил ее шелковистые волосы и сам крепко засыпал. В тот день, Семен хотел вырвать свое ребро и выбросить, естественно, ему не удалось этого сделать, но боль сама собой прошла. Анна занималась вышивкой. Она сшила себе великолепное платье и хотела его украсить вышитыми головами борзых. В этом платье она хотела быть на ежегодном балу в офицерском собрании. Семен с Анной, только и бывал на этом балу. После него, они опять покидали Петербург и тихо жили в своем имении. Хочется немного подробнее остановиться на этом. Анна рисовать стала случайно. Как-то, наблюдая за своим мужем, когда тот возился на псарне со своими собаками, она взяла в руки грифель и на белой бумаге нарисовала голову борзой. Получилось очень красиво. Дальше она начала рисовать разные части собак, но ни как не могла нарисовать борзую полностью. Каждая часть получалась великолепно, а вот скомпоновать и получить собаку, ни как не получалось. Анна ни как не могла уложиться в пропорции тела. Как-то Семен был в Петербурге у своего давнишнего друга и сослуживца, где ему представили одного интересного человека, тогда еще не сильно знаменитого художника. Сын сторожа при Академии наук, за его одаренность был принят в класс живописи цветов и плодов, потом и переведен в класс живописи. Работал декоратором в театре, впоследствии стал основоположником русского городского пейзажа. Когда он познакомился с Семеном, то сильно болел, вот его Волков и пригласил к себе в имение, сказав ему.
— Поживете на свежем воздухе, попьете парного молочка, а заодно и мою супругу, чему научите. У нас вы там быстро поправитесь.
Вот так Федор Яковлевич Алексеев и оказался в имении Волковых. Он много писал, много гулял и много времени уделял Анне. Анне не очень нравился пейзаж, она увлеклась портретами. Она видела мир в другом ракурсе, чем многие. Просто написала глаза Акима и
